затекли. Хотелось размяться, пройтись или присесть. Додонов поймал себя на том, что, покачиваясь, ступает с пятки на носок.

Этого еще не хватало. Полковник, высокий, сутуловатый, стоит рядом и, наверное, неприязненно следит за ним. Что же ему, Додонову, остается делать? Тянуться и внимательно слушать эту веселенькую магнитофонную запись. И нет ей, окаянной, конца. Размеренно крутятся в косых лучах солнца белые пластмассовые диски, узеньким ручейком струится лента.

Скосив глаза, Додонов вглядывается в лицо полковника. Оно непроницаемо. На нем не прочтешь ни гнева, ни возмущения, ни досады. Выбритый до синевы тяжелый подбородок подан вперед. Глубоко посаженные темно-серые глаза полузакрыты. Пшеничные с сединой брови нахмурены. Он весь внимание: «перешел на прием».

На высоком загорелом лбу полковника заметен красный рубец от фуражки. Пожалуй, он вызывает какое-то теплое, домашнее чувство: устал, намаялся. Но Виктор прогоняет это чувство. Сейчас оно ни к чему. Какие уж тут душевные мысли, когда слушаешь эту чертову запись. Сквозь глухие шорохи, трески и хрипы прорывается вялый, напряженный голос. Словно кто-то сжимает горло говорящему. Отвратительно. И все же, никуда не денешься, это голос его, Виктора Додонова, это его доклады на землю, штурману наведения и руководителю полетов. Вот один из них, кажется, последний и самый мерзкий’. «Горючее на исходе»…

Магнитофон зашипел. Полковник перемотал ленту и запустил ее вновь. И чего он еще пытается услышать, вроде все ясно? Положение у него, Виктора, незавидное. Взяли и ткнули его в собственное… Эх, да что там говорить. Ну, виноват, крепко виноват. Разве он не понимает? Еще в воздухе разобрался в своей ошибке и тянул машину, тянул, как только мог. Когда посадил — руки дрожали. Чего же еще надо полковнику? Иезуитство какое-то…

Виктор снова поворачивается к командиру. Все-таки угрюмое у него лицо. Лицо неудачника. А ему действительно не повезло, нашему Николаеву… Ивану Алексеевичу. Всего лишь полгода назад получил полковника, а его сверстники уже давно носят генеральские лампасы.

Виктор вспомнил, как прошлой осенью в полк прилетел генерал-лейтенант, Герой Советского Союза. О его прибытии стало известно всего лишь за день, и начальник штаба не дал солдатам спать, заставил всех наводить лоск. Чистили полосу, рулежные дорожки, латали многострадальную шоссейку. Подняли весь женсовет и спешно шили голубые занавески на окна солдатских казарм. Дырку в заборе заделали новым тесом.

Генерал сам пилотировал истребитель. Посадил он его чистенько, точно притер к бетонке. За посадкой следили все летуны, они высыпали на аэродром и замерли в почтительном отдалении. Легкий, с юношеской фигурой, в ловком, обношенном летном обмундировании, генерал спрыгнул с плоскости, будто не заметив протянутую ему руку начальника штаба.

Оглядев вытянувшееся перед ним полковое начальство, он с улыбкой на усталом и веселом после полета лице прямо направился к командиру полка. Подошел к нему, крепко обнял.

Рядом со стройным, моложавым генералом Николаев выглядел нелепо. Неуклюжий, со слишком широкими сутулыми плечами, в новой, надетой к случаю, еще не обмявшейся шинели, он, растопырив руки, склонился к генералу, не решаясь его обнять.

Виктор знал, что генерал и Николаев на фронте были однополчанами. Они летали в Заполярье. На счету генерала было десятка полтора сбитых немецких самолетов. За Николаевым тоже числилось несколько. И хотя у него не было Золотой Звезды, да и орденов было намного меньше, все же и он понюхал пороху. И вот поди же, один ушел так далеко, а второй всего два года тому назад стал командиром полка. Лет двенадцать ходил в замах. Виктор испытывал обиду за него, будто в чем-то сам был обманут.

Наконец магнитофон, скрипнув, умолк. Додонов повернулся к полковнику, подождал, что тот скажет. Но Николаев, как и прежде, не проронил ни слова. Потом, задумчиво кивнув головой, отпустил Виктора. Иди, мол, пока с миром, а там видно будет. А сам — Додонов это слышал — сам снова запустил магнитофон.

Будет стоять и слушать. Ну и пусть. Пускай наслаждается этим концертом звукозаписи. А он, Виктор, пойдет домой.

Додонов вышел на шоссе. Парило. Вязкий асфальт прилипал к сапогам. Не подтянутая как следует планшетка крутилась на ремне, сползала за спину. И вообще все было не так и вызывало досаду.

И тут ему пришла в голову мысль, что и он самый настоящий неудачник. Может, лет через двадцать летчик Додонов дослужится до командира полка. А скорее всего и до ком зека не дотянет, У Николаева за плечами война, а у него, Додонова, всего лишь военное училище и год службы в полку.

Да еще такая история, которую ему непременно припомнят, и, конечно, теперь же, после сегодняшнего бездарного полета. Недаром Костя Кульчинский назвал его потенциальным носителем ЧП. Вот Костька — тот летчик волей божьей. В какую переделку попал и, будь здоров, выбрался.

Виктор сошел с раскисшего асфальта на обочину, идти стало ловчее. Чтобы отогнать досадные мысли, он прибег к испытанному приему: стал посмеиваться над собой. «Вы, товарищ лейтенант, карьерист. Спите и видите генеральские погоны. Офицер-то вы без году неделя, а уже размахнулись… При таких далеко не блестящих обстоятельствах собираетесь занять почетное место в отечественной авиации».

А, впрочем, что же плохого в том, что он мечтает о карьере? Слово не правится? Это как его понимать. Только ханжи боятся этого слова.

Разве о настоящей летной карьере не мечтал он еще в своем Замоскворецком переулке, когда из бамбука и прозрачной бумаги ладил самолетики с резиновыми моторчиками? Или когда в густой толпе на параде в Тушино, задрав голову, глазел на каскад фигур, которые крутили в небе самолеты?

Его любимым героем был Александр Покрышкин. Спокойный, зоркий, решительный, сбивший пятьдесят девять фашистских стервятников. «Покрышкин в воздухе!» — передавали по радио немцы своим пилотам. Враги его знали и боялись.

Ладно, пусть не Покрышкиным, нс генералом, но порядочным пилотом Додонов твердо рассчитывал стать.

…Виктор подошел к забору. Вот и пролом. Пройдя его, Додонов увидел свой «крейсер», плывущий в зеленых волнах акаций.

Виктор ускорил шаги. В коридоре он столкнулся с «перехватчицей». «Ну вот сейчас примется за расспросы». Поспешил обогнуть ее. Успел заметить, что смотрит она как-то особенно внимательно. Неужели все знает? А что, с нее станется, это же прямо сверхчуткий локатор!

Из его комнаты слышались крики. Алешка орал благим матом,

4

В кабинет к Николаеву зашел майор Борис Валентинович Агеев, заместитель командира полка по политической части. Рослый, как