мог, что это ему ТАК аукнется. Демон в душе взбесился, желая обладать демоницей, с огнём в крови и полыхающей от страсти так же, как и он. Это был первый и единственный раз, когда Его Величество не совладал со своей второй сущностью…

«Не подвёл» и Дар Жизни, неизменно обеспечивающий последствия после ночи с королем, если только женщина в течение нескольких часов после близости не пила специальную концентрированную настойку. В случае с Сатанэль Вейнур в первую очередь думал о том, как уберечь счастье с любимой супругой и про стопроцентную вероятность дважды стать отцом банально забыл. Как итог вечером того же дня королевский двор провозгласил леди Сатанэль фавориткой Его Величества, уже носящей под сердцем ребёнка, который вполне мог родиться раньше малыша королевы…

Видят Боги, Вейнур простил бы ее. Со временем. Он смягчился бы, взяв на руки их новорожденную кроху, наслушавшись оправдательно-просительных речей друга. Сюзетт тоже после всего произошедшего успокоилась быстро и — добрая душа! — попросила бы о снисхождении к завистнице.

Боги, как же страшна эта частица «бы», ибо порой за ней кроется нечто непоправимое. Прошлой ночью жизнь Вейнура начала стремительно обращаться в пепел: ему доложили, что Сюзетт отравили. Яд отсроченного действия продал тот же знахарь, что достал для Сатанэль артефакты, напитанные магией Изменчивых и позволившие ей чуть больше, чем на час, принять облик королевы. Антидот, конечно, был, но противоядие стало бы ядом для ребёнка, который вот-вот должен был появиться на свет. Услышав об этом, Сюзетт сквозь плотно сжатые зубы процедила, что скорее умрет в муках, чем позволит этой отраве оборвать жизнь ее малыша. Времени у неё оставалось до рассвета…

— Этой твари тоже утренней зари не видать! — ревел Его Величество, отдавая приказ возвести гильотину для Сатанэль. А полчаса спустя ему доложили, что у приговорённой начались схватки…

Церковный закон запрещает казнить беременных женщин, но — видит Небо! — Вейнур попрал бы все заветы и Мрачного, и Единого, но сделал бы все, чтобы эта дрянь сдохла скорее. С мрачным торжеством он смотрел на то, как стражники на руках тащат ее извивающееся тело к гильотине. Она выла, до крови кусая губы, и шарила вокруг лихорадочным взглядом, кажется, от боли и отчаяния уже не понимая, где она и что происходит. Ее швырнули на грубое дерево, к удовольствию короля, не проявляя ни капли милосердия. Правда в итоге она оказалась лежащей на спине и переворачивать ее, судя по всему, никто не спешил.

— Что это значит? — прогремел с балкона Вейнур. — Немедленно привести смертный приговор в исполнение!

Ответил ему сильный голос человека в чёрном, назначенного палачом Сатанэль и уже вставшего рядом с орудием казни, сжав ее руку в знак поддержки.

— Вейнур, — обратился к нему лучший друг, поднимая к балкону потускневшие глаза. — Подожди несколько минут. Прошу тебя, брат… Ты же знаешь, непозволительно казнить беременную женщину.

— Немедленно, — гаркнул Его Величество, сверкая демоническим пламенем в глазах, но собеседник даже ухом не повёл.

— Ты сам назначил меня ее палачом. Так вот, казнь откладывается… по техническим причинам. Или тебе придётся услать меня на гильотину первым и все равно дать Сатанэль эти несколько минут.

— Пусть рожает! — зло выдохнул Нечестивый король, стиснув кулаки до хруста костяшек пальцев.

Сатанэль изгибалась и рыдала, то ли от боли, то ли от вида зависшего у неё над шеей гильотинного лезвия. Вцепившись в руку жениха — единственного сочувствующего ей человека, она не знала, о чем молить Богов: о продолжении мучительных родов или о скором безболезненном обезглавливании. Да и не услышали бы Боги такую, как она… Хотя, не ей жаловаться. Послали же они ей последнее утешение.

— Давай, моя хорошая, — приговаривал Шеральд, незаметно для короля опутывая ее обезболивающими целительскими чарами и плетя что-то странное из непонятных ей потоков. Она почти не понимала, что он говорит, да и не слышала через собственное надрывное дыхание напополам со стонами, но почему-то сейчас, видя, как смерть приготовилась обрушиться на неё, Сатанэль вдруг осознала, что значит любить… — Давай, ты должна выдержать… Я клянусь тебе, я сделаю все для твоего ребёнка… Ну, ещё… Последнее усилие…

— Воистину последнее! — как гром средь ясного неба грянул голос короля. — Палач, делай своё дело! Я хочу, чтобы с первым криком младенца ее голова отлетела от тела!

— Я заверну ребёнка в плащ и завершу казнь, — невозмутимо заявил Шеральд, зажав ее шею между колодками и поднимая окровавленный подол.

«Мда, только роды у гадюк Шед ещё не принимал!» — раздосадовано думал Вейнур, буравя взглядом непокорного палача. Он уже пожалел, что доверил эту почетную миссию ему. Просто короля казалось, что если друг сам не будет участвовать в обезглавливании невесты, так и не сможет до конца смириться, что ее больше нет, и забыть, как дурной сон…

Из мыслей Его Величество выдернул тот самый пресловутый детский крик, заставивший сердце болезненным комком сжаться в груди. Его первенец… не тебя папа так сильно желал увидеть, не так представлял себе твоё рождение…

— Доволен?! — негодуя сам на себя, снова вспылил король. — Теперь приговор!

Шеральд оставил младенца, бережно завернутого в свой перепачканный кровью плащ, лежать на гильотине между ног матери и подошёл к «изголовью».

— Покажи… покажи мне ребёнка! — судорожно зашептала Сатанэль, но навостривший уши демон услышал ее и с такого расстояния.

— Немедленно!!!

— Он здоровый и красивый, — тихо проговорил Шед, наклоняясь якобы чтобы поправить корзину, в которую должна была упасть ее голова. — Это мальчик, Сани… у него твои глаза, бирюзовые, — и уже выпрямляясь и берясь за спусковой механизм, спросил. — Как мне назвать маленького?

— Рагнар…

— Что?!!! — возопил Его Величество, но его голос для Шеда потонул в свисте гильотинного лезвия, за доли секунды прерывающего жизнь прекрасной молодой леди, с которой он всего то месяц назад мечтал о безоблачном совместном будущем.

— Ее последнее слово… Ее ребёнка будут звать Рагнаром, — как можно тверже проговорил Шеральд, беря на руки захныкавшего малютку.

— Это имя первого великого короля!

— Теперь это ещё и имя твоего сына, — стоял на своём Шед. — Позволь мне забрать его, Вейнур, и я клянусь тебе, что воспитаю из него благородного лорда и человека чести. Будь милосерден, брат, и Боги сторицей воздадут тебе за это.

Минуту медлил Нечестивый король, прежде чем, скрепя сердцем, выдавить из себя:

— Рождённый на гильотине… Что ж, пусть живет,