- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (14) »
Анатолий Степанов ПОБЕДИТЕЛЬ (повесть)
Анатолий Яковлевич Степанов – известный писатель и киносценарист, по произведениям которого поставлены десятки кинофильмов, в том числе такие широко известные как «Победитель», «Привал странников». «Футболист». Герои произведений А. Степанова – яркие, неординарные личности, ведущие бескомпромисную борьбу против преступного мира, коррумпированных чиновничьих структур власти.
© А. Степанов. 1994 © Оформление «Московский рабочий», 1994. © Оригинал-макет ТОО «Пролог», 1994.
* * *
Как во сне – беззвучно и медленно – явился взрыв. Всадника оторвало от стремян, подняло над конем, раскрутило и шмякнуло. Взметнулась тьма. Разъезд не спешил. Впереди серой солдатни и гнедых лошадей шел, брезгливо и осторожно выбирая путь меж ям и воронок, белый конь под стройным высоким офицером. У той воронки офицер остановил коня. – Красный Андрей Болконский! – догадался офицер и обернулся к своим поделиться сей новостью. Тут же подъехал предупредительный фельдфебель. – Комиссар! – обрадовался фельдфебель. – Красиво лежит! Он и, правда, лежал красиво: небольшой, аккуратный, в щегольской гимнастерке под двойной портупеей, в начищенных сапогах со шпорами, разбросал он руки по земле и слегка был засыпан землей. – Действительно, не Болконский, а, действительно, комиссар, с сожалением согласился офицер. – Кстати, и я – не Бонапарт. Я – не Бонапарт, Сергеич? – Никак нет, ваше благородие. Комиссар внезапно открыл глаза, и конь под офицером нервно отпрянул. Офицер слегка похлопал коня по шее: – Ты его не бойся. Он теперь нестрашный. Комиссар бессмысленно и неподвижно глядел на офицера. – Возьмите его, Сергеич.
* * *
Офицер мокрым полотенцем стер с лица остатки мыльной пены, налил в ладонь одеколона, резко провел рукой по щекам и шее, содрогнулся и сладострастно ахнул. В чистой просторной избе было зеркало – он с интересом и любовью осмотрел себя, а потом кулаком ударил в дощатую перегородку. – Служба! Комиссар где? Мягко ступая, проник в помещение фельдфебель. – В баньке, Георгий Евгеньевич. При двоих часовых. – Что так? – удивился Георгий Евгеньевич. – Из старых служащих, многозначительно произнес Сергеевич и положил на стол сверток в свежей тряпице. Офицер не спеша, на четыре стороны раскинул тряпку и присвистнул. Среди бумажек и книжек лежали четыре креста на черно-желтых лентах. – А точно его? – Его, его, Георгий Евгеньевич. Кавалера сразу же видать. – Ну что ж. Давай сюда кавалера. Голова и шея у комиссара не двигались, а потому он противоестественно сильно повращал глазами – осмотрелся. Порывшись в бумагах и книжечках, Георгий Евгеньевич почитал кое-что и сказал благодушно: – Что имеете мне сообщить, Спиридонов… Яков Павлович? Комиссар помигал и сказал рвано и хрипло, удивляясь тому, что не слышно и его голоса: – Громче говори. Ни хрена не слышу. Повторять криком полуернический вопрос было неприлично и поэтому Георгий Евгеньевич проорал бессмысленно: – Кто такой?! Спиридонов понял и усмехнулся. – Ты про меня все в бумажках прочитал. Чего ж спрашиваешь? Фельдфебель стоял здесь же, у дверей, слышал все, и офицер разозлился. И закричал уже по-настоящему: – Часть? Потери? Куда отходите? – Вот этого я тебе не скажу, – серьезно ответил Спиридонов. – Не скажет, Георгий Евгеньевич, – деликатно встрял, в разговор фельдфебель. Офицер помолчал, подумал. – Черт с ним. Мне не скажет – в контрразведке скажет. – И в контрразведке не скажет, – с готовностью возразил Сергеевич. – Ты-то чему радуешься? А не скажет им, так это их дело. Разговор был окончен, и офицер встал. – Шлепнешь меня? – грустно поинтересовался Спиридонов. – Я тебя шлепать не буду, – раздельно и громко произнес офицер. А в контрразведке допросят и шлепнут – это уже как положено. – Страшно помирать? – ликующе спросил фельдфебель. – А ты что, тоже готовишься, шкура? – незлобным вопросом ответил на вопрос Спиридонов. – Не забыл казарму, служивый? – искренне обрадовался фельдфебель. – Сергеич, будь добр, выйди на минутку. Мне с ним с глазу на глаз поговорить хочется. – Так вы, Георгий Евгеньевич, кричать будете – я за перегородкой все равно услышу. – Во дворе погуляй. Воздухом подыши. С патриархальными отношениями было покончено. Фельдфебель понял это и вытянулся. – Слушаю, ваше благородие. Когда замолкли его шаги, офицер сел за стол и предложил Спиридонову. – Садись. Спиридонов долго устраивался на стуле так, чтобы меньше болели руки – ноги. Офицер один за одним бросал на стол георгиевские кресты. – Полный бант. Твои? – Чужие б не таскал. – Зачем они тебе? Ты же коммунист. Вопрос насчет своей принадлежности к партии большевиков Спиридонов разъяснять не стал. – А ты, я вижу, из студентов. Знаешь, что такое полный бант? Твой барбос… Спиридонов хотел кивнуть на перегородку, кивнул и привился от боли. – Твой барбос, надо полагать, уж второй десяток по казармам. И, на взгляд, не трус. Сколько у него георгиев-то? – Два. – Ну, один за то, что доносил во время. А один – за дело. Один! А в банте их четыре. – Гордишься ими? – Я собой горжусь, студент. – А помирать и кавалеру страшно. – Не хочу я помирать, студент. Так точнее будет. Офицер поднялся. – Ты меня, видимо, обидеть хочешь. Так ведь слово «студент» – не обидное слово. Ладно, поговорили. Встал и Спиридонов. – Зови своего барбоса. Офицер подошел к окну и, крикнув: «Сергеич!» – сказал, наконец, то, что мучило его все время: – Ты с Сиверсом Ростов брал? – Было дело. – Значит, это был ты. Шел но улице победитель– красный командир. А навстречу шел бывший студент. Я, я шел! Был победитель пьян и наряден. Ты, Ты! Я еще удивился тогда: с чего бы это красные новую форму ввели, с аксельбантом. Подошел поближе – не аксельбант это, а сопля. Неудачно высморкаться изволил пьяный победитель. – Спиридонов сморщился, скрипнул зубами. – Поддых бьешь, гад. – Ты это был? – Я. Позор жизни моей это. – А я из-за того аксельбанта погоны надел.* * *
Гасил краски день. Серело. Темнело. Спиридонов вышел на крыльцо, вдохнул широко, старательно огляделся. Двор – как двор, опоганенный случайным военным постоем. Ограда из слег, к ограде привязаны кони – один тот, офицерский, белый. Два солдатика у ворот, с винтовками. И улица, пустынная деревенская улица, взбиравшаяся на близкий холм. – Солдатешки у тебя какие корявые, – сказал он, не оборачиваясь. – Елецкая мобилизация, – стыдливо признался фельдфебель и ткнул- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (14) »