- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (112) »
твоей маме… и о тебе… Надо тебе с ним встретиться, поговорить.
— Гм…
— А ты вообще как, вечером никуда не идешь?
— Да не знаю… А ты что предлагаешь?
— Да обычная программа, «К-бар» или «Замок»[6], там полный атас, там ты старика и найдешь.
— А когда вы туда заходили?
— Где-то в час.
— Не знаю, не знаю…
— Ну, я могу тебе попозже звякнуть.
— Да.
— Хлин!
— Трёс!
* * *
Мама работает в отделе импорта. Мама — это отдел импорта. Маму зовут Берглинд Саймундсдоттир. У мамы красная «субару». Мама приходит с работы между пятью и шестью. Иногда с ней приходит Лолла и остается на ужин. У Лоллы полное имя Олёв, как по батюшке, не знаю. Дочь какого-то не то Харальда, не то Хардара. Лолла — лесбиянка. Давно уже. Осенью отметила пятнадцатую годовщину своего лесбиянства. Того и гляди, Ассоциация лесбиянок Исландии премирует ее золотыми часами. А мама — отдел импорта. Мама всегда мне что-нибудь приносит. Майку, кока-колу, ремень, поп-корн, печенье. Сегодня она вернулась в 1735 году. Слышу шуршание целлофанового пакета, а потом она три раза стучит в дверь перед тем, как войти. — Здравствуй, сынок. Не знаю, как тебе это… Это было в магазине «Бонус»[7]. И она бросает на кровать трое трусов в упаковках из громко шуршащего целлофана, а я тем временем отворачиваюсь от компьютера. Затем она проходит в комнату, перекладывает трусы с кровати на ночной столик и начинает убирать постель. — Ну, как ты сегодня? У тебя тут душно, Хлинчик, ты бы хоть окно открыл. — А? Что? — Давно я не стирала твое постельное белье. Хочешь, я его прямо сейчас поменяю? Хотя нет, я собираюсь устраивать стирку только завтра. Ой, у тебя бутылка кока-колы в постели! Если хочешь еще, то я сегодня купила… Лолла заглянет к нам на обед… Как с работой, сынок? — С какой работой? — Ты же делаешь какую-то работу для Рейнира? — Да так, небольшая заминка. Я все жду, пока он передаст мне диск «SyQuest». — И я опять поворачиваюсь к компьютеру. — Ну-ну… Так тебе нужны эти трусы? Надеюсь, они как раз. Там был только большой размер. Тебе принести кока-колы? — Ну мама! Она подходит и кладет руку мне на плечо. Я чувствую, как ее груди касаются моего затылка. — Ну, ладно, сынок, не буду тебе мешать… Ты что, по-английски пишешь? — Мама! — Ой, извини. Не буду лезть не в свое дело. Она целует меня в темя и уходит. — Я купила говяжье филе. А Лолла обещала принести красного вина. Устроим сегодня небольшой банкет. Говяжье филе — это моя любимая еда. Она что, пытается подлизаться? Это, наверно, неспроста… Когда меня позвали, я сидел со своей дистанционкой. По кабельному викторина: «What’s on Television?»[8]. Вопрос: «Что идет по каналу „Евроспорт“ между десятью и одиннадцатью утра?» Надо будет проснуться пораньше. Когда я вошел, они говорили о Хейдаре. Лолле он по кайфу. А мне по кайфу Лолла. У нее внушительная грудь, а сама она юморная. Прикольная. Лолла все время пытается меня подковырнуть, зато она часто приносит траву и наполняет наш дом весельем. С ней и мама становится веселее. Особенно когда покурит с нами. От этого она перестает вести себя как типичная мамаша. Им хорошо вместе, а ведь они такие разные. Маме пятьдесят шесть лет. Лолле — тридцать семь. А познакомились они на Фарерских островах. То есть мама туда ездила на какую-то крутую конференцию. Мама — эдакое Гостелерадио. А Лолла скорее как Вторая программа[9]: я ее толком не знаю, смотрел мало, но там больше удобоваримых передач. Лолла — специалист-нарколог. Нар-ко-лог. Так и сыплет байками про алкашей, особенно когда сама нальется. В трезвом виде про пьянки слушать не так прикольно. А живем мы на улице Бергторугата, а обедаем на кухне. М.: Ну как трусы? В самый раз? Я ему сегодня трусы купила, в «Бонусе». Л.: В «Бонусе»? В бонусе окажется та, которая будет их снимать! А такой розовый поросенок на них случайно не нарисован? У них же эмблема — свинья. Я: Не знаю… М.: Ты их не мерил? Я: Мамча!.. У нас красная капуста еще осталась? Л.: По-моему, хуй очень похож на розового поросенка. Я: Да ну? Л.: Такой же сладенький и вкусненький. Она смеется. Мама осклабилась. Я улыбаюсь эдакой улыбочкой как у JR. Я: А я думал, ты поросятинку не любишь. Ты же у нас лесбиянка… М.: Кто хочет мороженого? Л.: Лес Би… Нет, Хлин, я больше о тебе беспокоюсь. Ты — как свинья-копилка. Я: Это в каком смысле? Л.: Да ни в каком. Просто ты все что-то копишь, не размениваешься по пустякам. Все бережешь себя для одной-единственной? Я: Эт-то еще что? Лолла, осклабившись, смотрит на маму, которая уже встала. М.: Давайте съедим по мороженому и сменим тему! Я: Эй, мамча, ну ты-то зачем вмешиваешься? Или у меня уже совсем никакой личной жизни? М.: Сынок, она тебя просто дразнит. Лоллочка, ты больше ничего не хочешь? Л.: Нет, спасибо, я сыта… Я: Сыта болтовней по горло. Где моя газета? «DV»[10] где? Надо посмотреть объявления насчет квартир. Л.: Ты хочешь переехать из дому? Я: Ты что, не купила мне «DV», мама? М.: Я думала, ты из нее уже вырос. Тридцать три года парню… Я представляю себе солидную, комфортабельную комнату, где никто не стучится в дверь, потому что на это есть звонок. И я там только с одним человеком — с самим собой; компьютер и телевизор, штук шестнадцать кассет как шестнадцать мгновений весны, полный Вуди Аллен — и никаких лесбиянок. Что-то в них есть, в этих бойких болтливых бабенциях, по-мужски остроумных, таких сучках, у которых язык хорошо подвешен. Мне они совершенно не катят. Прямо не знаешь, как им ответить, хоть стой, хоть падай. Всегда обламываешься. Особенно если у них вдобавок такая грудь. Прямо надувательство какое-то. То есть я вот к чему клоню: по части форм женщины давно обскакали нашего брата, это их область. А нам зато мозг. Но они и его умудрились прихватизировать. А что же тогда нам? Бабы забрали все: и внешность, и ум. А нам осталось молча лежать с этим безмозглым в руке, пытаясь выжать из него последние капли серого вещества… А мама из другого поколения. Тогда операции на головном мозге еще не были таким обычным явлением. И мама всегда рядом. Мама всегда держит мою сторону. — Что ты, Лоллочка! Хлинчик никуда не уедет, будет жить здесь сколько душе угодно. После мороженого — косячок. Лолла скручивает две козьих ножки, одна перепадает мне. (Все-таки полезно иногда на нее обидеться.) Мы перебираемся в гостиную. Под курево «новости» идут лучше. А так вообще исландский телевизор — один сплошной отстой. Рыба да море, море да рыба… И какому теленку взбрело на ум, что это круто: все время жрать какую-то холодную фигню, да еще со дна морского?- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (112) »