Пожалуй, летать здорово… я всё же не трусиха, оценила по достоинству. Моя сущность альва, нежно привязанная к твердой земле под ногами, не бунтовала. Наоборот, вид на туманное нагорье умиротворял; есть в этой громаде скал что-то родное и яркое, наполняющее жизнью. Весьма кстати, учитывая мое опустошенное состояние.
— Ну вот, прибыли! А ты боялась!
Я всё же пыталась его стукнуть, но недолго — скальный выступ совсем небольшой, не разбежишься, да и крылья Рика занимают чуть ли не всё место. В полете они наверняка красивы, но на земле — неуклюжи, слишком огромны для худощавой юношеской фигуры. Зато от ветра защищают, дует здесь еще как.
— Так зачем мы тут?
Рик молча указал рукой мне за спину. Обернувшись, завороженно разглядываю открывшуюся панораму. Большая часть обоих провинций видно как на ладони; обе сияют в полутьме праздничными огнями, мне даже чудились отзвуки музыки и пения.
— Ух ты… Как стемнеет — совсем здорово будет! — восторженно выдохнула я, ненадолго позабыв обо всех неприятностях минувшей недели.
— О да, — хмыкнул Рик. Вид у него предовольный. — Будет не совсем темно, но очень даже здорово!
«Свобода, господин…» — зазвенела вдруг пустота, запела чуть слышно. Музыка смолкла, с улицы послышался веселый гомон. Прогремели первые залпы праздничного фейерверка — забавы, перенятой у людишек… с той разницей, что магический фейерверк — дело рук заклинателей. Беломраморная часовая башня на портальной площади отбивала полночь. С каждым ударом часов Эвклид, замерший посреди зала в вихре встревоженных духов, приближался к пугающей догадке.
«Свобода, свобода, господин!»
— Этого не может быть, — отрезал он. Его голос был едва слышен сквозь шум.
А потом и шума не стало — всё перекрыл жуткий грохот, нестерпимой болью ударивший Эвклиду по вискам. Земля содрогнулась, воздух заискрил от разрывов магической сети, люди закричали. Витражный потолок осыпался тысячами острых осколков, но на полпути к толпе они превращались в пепел, оседающий невесомыми хлопьями на затейливых прическах и богатых нарядах.
Тишина навалилась внезапно. Благородные маги ошалело и испуганно переглядывались; у многих были лица людей, заполночь выдернутых из постели.
— Что случилось, Эвклид? — Мэрилант была из тех немногих, кто остался спокоен.
— Кто-то взорвал все храмы, — отозвался Эвклид негромко, — и, следовательно, обрушил магическую инфраструктуру города. Вос-схитительно.
Стараясь не выйти из себя, он взглянул на бренные останки любимого витража и скрипнул зубами. Весельчак, уничтоживший многолетние труды иерофанта, не потрудился сохранить инкогнито.
Огромные буквы пылали в небе сигнальными кострами, отблеском Аль-Шаобанского пожарища — прощальным приветом двадцатилетней давности. То был всем известный девиз герцогства Розы и Грифона.
Имя нам Вотан, что означает «ярость».
====== Эпилог ======
Превратить ночь в день — не такая уж, в сущности, сложная задача. Достаточно напитать магией несколько сотен светильников. Блеклая, жидкая летняя темень трусливо заглядывала в панорамные окна, просачивалась сквозь витраж на потолке. Где-то там, за стеклом, угадывался белый кругляш прибывающей луны.
Очередное празднество навевало на иерофанта скуку, а на зачарованном потолке можно было увидеть новую картину — прекрасная дева с одухотворенным лицом, воспарившая в небеса на белоснежных крыльях. Не отрывая взгляда от потолка, Эвклид чуть заметно улыбнулся. Кто бы ни вплел эту картинку в заклинание, он наверняка не задумался о ее потаенном смысле. Да и кто, кроме самого Эвклида, мог раскрыть эту тайну? Разве что тот, кто жаждал бы изменить свою жизнь так же сильно.
«Даже по части безумных мечтаний никто не сравнится со мной, — подумал он с удовлетворением, ощущая буйство новых сил в своем теле. — Никто. Никогда».
— Больно будет падать, — прошелестел над ухом призрак, будто угадав его мысли.
— Не порть мне минуту торжества, труха могильная, — отпарировал Эвклид чуть слышно. На его разговоры с самим собой никто не обращал внимания — кто же здесь не знает о веренице духов, окружающей иерофанта?
— Ты всегда волен прервать старческое брюзжание, мальчик!
Эвклид поморщился. Все, кто осмелился бы назвать его мальчиком, давно уже собрались тесным дружеским кружком в царстве Хель. Кто-то — в результате трагической случайности, но большинство всё-таки по естественным причинам. Если считать магическую нестабильность естественной причиной; она и губит магов чаще всего.
— Ну, Горард, куда ж я без тебя и твоего брюзжания? — тон его был на удивление благодушен. — Знаешь, на моей родине — настоящей, я имею в виду, — к полководцам приставляли специально обученных рабов. Эти рабы тащились позади на каждом триумфальном шествии и сыпали занудными увещеваниями в духе: «Помни, что придется умереть». Это делалось, чтобы усмирить гордыню победителя.
— Твою гордыню и сотня рабов не усмирит. — Старому гордому некроманту наверняка не польстило сравнение с рабами. — Но кому, как не мне, напоминать, что придется умереть?
Эвклид елейно поблагодарил. Умирать в ближайшую вечность он не собирался. Нити Хаоса, пусть и в меньшем количестве, чем хотелось, наполняли его нутро магией — первородной, могущественной, неистовой. Самым сложным теперь было стоять посреди этой окультуренной пьянки и не кричать о новообретенном могуществе. Эвклиду хотелось действовать, а не мыслить. Хотелось покорить, взять, уничтожить.
«Пусть не скоро, — подумал он, — но море успокоится. И тогда-то я навещу своих августейших родственников».
Но первым пунктом в списке Эвклида значились скаэльдские бастарды. Не то чтобы он боялся девчонки… не сейчас. Но та обещала стать могущественным архимагом всего-то лет через двадцать — уже сейчас ей удалось нарушить плетение подвластья, столько десятилетий сдерживающее Легионы Хаоса. Эвклид получил мощнейший откат от проклятья, что помешало убить Антарес Шёльд…
…нет. Влюбленный недоумок Гро помешал убить Антарес Шёльд.
«И почему я не убил его чуть раньше? — досадовал Эвклид. — Запорол всю партию. А еще говорят, что влюбленные — легкая