Избранное

РУЖЕВИЧ — ПОЭТ, ДРАМАТУРГ, ПРОЗАИК

Трудно назвать в современной польской литературе другое такое имя, которое на протяжении последних тридцати лет — со времени появления первых сборников поэта «Беспокойство», «Красная перчатка» — неизменно оставалось бы в центре внимания читателей и одновременно вызывало бы острый, напряженный интерес критики.

Все эти годы Ружевич продолжает прочно присутствовать в польской литературе. Он присутствует в литературе в трех ипостасях. Современному польскому читателю одинаково хорошо известен Ружевич-поэт, Ружевич-драматург, Ружевич-прозаик. В каждом из названных аспектов он сумел выразить свое творческое «я» достаточно отчетливо, неповторимо-индивидуально. Поэтому с полным правом можно говорить как о лирике и театре Ружевича, так и о его прозе, эссеистике. Стоило бы упомянуть и о кинематографе Тадеуша Ружевича (он — автор нескольких своеобразных сценариев, по которым его брат, кинорежиссер Станислав Ружевич, снял ряд картин, вызвавших немалый интерес), но это особая тема, выходящая за рамки настоящей статьи.

Не случайно и то, что высокая награда — Государственная премия 1 степени — была присуждена Ружевичу в 1966 году за все его литературное творчество в целом, то есть за поэзию, драматургию и прозу.

Последнее десятилетие еще более укрепило эту триединую писательскую позицию Ружевича в литературе: одно из старейших издательств Польши — «Оссолинеум» — выпустило в трех объемистых томах («Поэзия», «Пьесы», «Проза»), по существу, полное собрание сочинений Ружевича, а его пьеса «Картотека» рекомендована для внеклассного чтения в средней школе.

Появились и три монографии о Ружевиче, как бы подводящие некоторые итоги сделанному писателем в литературе: книги Генрика Фоглера «Ружевич» (1972), Казимежа Выки «Ружевич снова и снова» (1977), Станислава Гембали «Театр Ружевича» (1978).

* * *

Свой творческий путь Ружевич начинал как поэт. Первый сборник его стихов «Беспокойство» (1947) сразу был замечен читателями и критикой. Ныне, с учетом временной перспективы, биографы Ружевича, историки литературы называют «Беспокойство» одним из самых ярких и значительных поэтических дебютов послевоенного тридцатилетия.

И хотя большинству литературных критиков с самого начала стало ясно, что в польскую литературу пришел новый большой поэт, со своим голосом, своей творческой палитрой и собственной выстраданной темой, широкое признание Ружевич приобрел не сразу.

Поначалу его стихи вызывали у некоторых читателей довольно сдержанную, а то и критическую реакцию. «Прозопоэзия» Ружевича казалась начисто лишенной привычных, «обязательных» для поэтического произведения элементов — рифм, метафор, даже знаков препинания. Кое-кто из читателей усмотрел в этом оригинальничание поэта и даже некий его литературный нигилизм, чуть ли не отход от польской поэтической традиции, забывая при этом, что отдельные опыты и эксперименты в области свободного стиха имели место В польской поэзии и ранее (Каспрович, представители так называемого «краковского авангарда»: Пшибось, Пайпер).

Свободный стих Ружевича не являлся простой прихотью молодого автора, желанием удивить броской «непривычностью» своей формы неискушенного читателя. Его новаторские поиски порождены были более существенными и глубокими объективными причинами.

В первом же сборнике Ружевич выступил как представитель определенного поколения (он родился в 1921 г.). Его поколение литературная критика стала позже называть «поколением Колумбов», Оно обязано этим заглавию трилогии Романа Братного «Колумбы, год рождения 20-й», запечатлевшей судьбы тех молодых людей, кто, подобно юному Ружевичу, в сентябре 1939 года шагнул прямо из учебных аудиторий в кровавую стихию войны, развязанной гитлеровцами.

И хотя сам автор «Беспокойства» не совсем удовлетворен словом «Колумбы», хотя он как-то заметил, что его поколение в годину фашистского нашествия «ничего не открыло», можно, пожалуй, и оспорить эту точку зрения. Ведь уроки в школе жизни, какой бы дорогой ценой ни были они оплачены, — немаловажные открытия. Тем более, что «поколение Колумбов», самим ходом событий насильственно ввергнутое в суровую оккупационную действительность, на собственном опыте познало звериную сущность фашизма. И это познание, это открытие не прошло даром для тех, кто, как и Ружевич, изведал горечь сентябрьского поражения, ужас оккупации и при этом остался жив.

Не случайно Ружевич так решительно опровергает попытку некоторых критиков именовать его поколение «зараженным смертью». Он сказал:

«Это термин, созданный критикой постфактум. И при всей своей эффектности он страдает коренным недостатком. Поэтому я так раздраженно и реагирую на данное определение… Наше поколение являло собой нечто абсолютно противоположное. Это было поколение, зараженное жизнью. Мы вышли на бой, чтобы бороться со смертью, которую нес гитлеризм, мы защищали свою жизнь, жизнь своих близких, честь и жизненные ценности. Наше же поколение после войны взялось за работу и трудится целых тридцать лет подряд».

Словом, можно сказать, что «военная» биография Ружевича типично «колумбовская»: он родился в 1921 году в маленьком городке Радомско на севере Польши, в семье мелкого служащего. Оккупация помешала ему закончить среднюю школу (после войны он сдаст экзамены на аттестат зрелости экстерном), какое-то время будущий поэт перебивается случайными заработками, сотрудничает в конспиративной прессе, позже становится бойцом польского Сопротивления, сражается в партизанском отряде.

Ружевичу довелось не понаслышке, а воочию познать все «прелести» гитлеровского нашествия: массовые облавы (в одной из них чуть ли не на глазах у Тадеуша гибнет его старший брат, тоже начинающий талантливый поэт, Януш Ружевич), голод, произвол, варварскую жестокость захватчиков.

Детские и отроческие годы, проведенные Ружевичем в маленьком городке, с его особым, отнюдь не идиллическим, провинциально-мещанским укладом, а затем стремительный и неотвратимый переход в совершенно иную стихию суровых оккупационных «университетов» наложили на все его творчество неизгладимый отпечаток.

Одно было усвоено представителями этого военного поколения прочно и