- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (25) »
форме. К тому времени как Сэм присоединился ко мне, я разжился рубашкой. Сэм расстегивает свой комбинезон, показывая тонкую сумку, содержимое которой удивляет. Бледно-серый костюм. Я сбрасываю оранжевую робу, а Сэм сдирает свой комбинезон.
— Ты не перестаешь удивлять. — Я щупаю костюм. Дорогая ткань позволяет чувствовать себя как в раю.
— Скажешь спасибо Колетт. — Он надевает форму охранника.
— Обязательно поблагодарю ее при встрече. — Костюм садится безупречно, я чувствую себя как обычно. Почти.
— Это должно было занять пять минут, но кто-то решил поболтать с охранником, — ворчит Сэм.
— Я разрезал свой комбинезон быстрее, чем прежде. Все будет хорошо.
Сэм прячет комбинезон в сумку, а я кидаю робу поверх бессознательного охранника.
Теперь к неприятной части. Сэм заставляет меня наклонить голову. Шею ломит от боли, пока он извлекает чип слежения, их имплантируют всем заключенным.
— У тебя идет кровь, как и у остальных из нас, — говорит Сэм и протягивает мне аптечку.
Анальгетик успокаивает рану и останавливает кровь. Я выпрямляю воротник, чтобы спрятать рану.
Сэм прячет чип в носок охранника и вытаскивает компрометирующий дротик из его шеи. После этого мы относим его тело к стеллажам.
— Готов к прогулке? — спрашивает Сэм. — Документы не совпадают, могут возникнуть сложности.
— Все будет в порядке. У ворот новый дежурный. — Это одна из причин, почему я решил бежать сегодня.
Вместе мы выходим из дверей библиотеки, которые распахиваются, реагируя на значок на форме Сэма. Перед нами пустой коридор.
— Я не смог отключить систему отслеживания настроения. Это Мстительные, — говорит Сэм.
Я киваю, соглашаясь. Мы направляемся по коридору, привлекая внимание каждым своим шагом. В тюрьме не многие ходят в костюмах. Над нами проводят сканирование частоты пульса, температуры тела и дыхания. Мы направляемся к выходу с вмонтированным идентификатором личности. Три месяца назад такого еще не было.
Дело принимает опасный оборот.
Три коротких стука в дверь. Это может быть только Ширли, моя соседка. Прячу письмо под книгу на столе и иду к двери. Проклятая дверь всегда заедает с наступлением холодов. Осенний воздух раздувает непослушные кудри вокруг моего лба, пока Ширли протягивает мне маленький презент. — Это мясной пирог. Я пропускаю ее на кухню. Ширли, как и большинство в этом небольшом городке, — сдержанная, дружелюбная и очень любопытная. Я следую за ней по всему дому, поглядывая туда, где лежит письмо, будто его необузданное содержание может внезапно дать о себе знать. Ширли ставит блюдо в духовку. — Можешь съесть, когда захочешь, — говорит она приветливо. Ширли улыбается, и на ее щеках появляются ямочки. Ее седые волосы завиты в локоны, которые она делает в салоне красоты Пэтси еще с 1980 года. В ее прическе можно увидеть именно то место, где каждый волосок к волоску переходит в волну. Она моет руки. — Уже ощущается осень. Ты сегодня выходила? — Ее вопрос невинен, но я знаю, что она обеспокоена тем, что я никуда не хожу. — Я утром ходила в магазин за молоком. Она кивает и снова суетится вокруг меня. — Не могу остаться поболтать. У Роуди возникли некоторые проблемы, и он воет с тех пор, как мы отрезали ему... — Она делает паузу. — Ну, надеюсь, мы справимся. Ширли весело смеется, затем обходит вокруг меня и кладет теплые руки на мои щеки. — Беатрис переживала о тебе. Ты должна понять, чем хочешь заниматься, и я уверена, весь город будет рад помочь тебе в этом. Я киваю. Не сомневаюсь, что она права. Ширли отпускает меня. — Я чувствовала бы себя намного лучше, если бы с тобой здесь кто-то был. Петерсон раздает щенков. Может, возьмешь одного? Щенок наполовину хаски. Будет отличная сторожевая собака. — Я подумаю об этом, — говорю я, хотя знаю, что собака создаст некоторые ограничения для меня. — Я могу еще вернуться в колледж. — Конечно, — говорит Ширли. — Тебе только двадцать лет. Впереди целая жизнь. Долгий вой нарушает тишину. — О, это Роуди. Можно подумать, что мы... — Она снова смеется. — Надеюсь, он не станет беспокоить тебя сегодня вечером. Мы будем запирать его, кроме случаев, когда ему понадобится сделать свои дела. — Я буду в порядке. Ширли наклоняется и целует меня в щеку. — Наша бедняжка Мия. Ты всегда можешь позвонить любому из нас, ведь мы — семья. — Спасибо, Ширли. Я благодарна ей. Действительно благодарна. Она быстро спускается по лестнице. Внезапный порыв ветра раздувает листья, и они кружатся в маленьком урагане. Ширли останавливается и поворачивается ко мне, чтобы удостовериться, видела ли я это. — Осень! — кричит она. — Грядут перемены! Ширли садится в машину, и я вижу Роуди с конусом вокруг головы. Ему даже удалось высунуть голову из окна. Он снова воет. Бедная собака. Ширли живет рядом, вниз по дороге, но с Роуди она едет другим путем. Ее старый Бьюик срывается с места, и она машет мне на прощание. Я снова одна. Плетусь в гостиную, касаясь каждого из заветных серебряных колокольчиков тети Беа. Я прожила в этом огромном доме большую часть своей жизни после смерти моих родителей, мне тогда было восемь, так что мне знаком здесь каждый закоулок. Надо сделать чаю. Иду на кухню и ставлю чайник на газовую горелку. Передача права собственности на дом произойдет в ближайшее время, после оглашения завещания. Тогда мне придется решать, что делать дальше. Продать дом? Сдать в аренду? Надо закончить колледж. Чем-то заняться. Я чувствую себя растерянной, покинутой, как моряк, который плохо привязал свою лодку дрянной веревкой, и та уплыла. «Узел скользит по тебе, вызывая новый крик возбуждения». Я не могу не думать об этих письмах. В них есть одно странное совпадение, и это одна их причин, по которым я сохранила их. Узлы. Я знаю все об узлах. Родители обучали меня морской терминологии. Кажется, будто только так и разговаривали в нашей семье. У нас был небольшой парусник, который мы выводили на озеро неподалеку от нашего дома. Меня учили обращаться с лодкой, я должна была знать каждый тип узла, сцепку и уметь бросать трос. После прочтения «тюремных писем» некоторые из терминов приобрели совершенно иной смысл. Французский ударный узел, например. Тепло вновь заполняет мое тело. Мне хочется какой-нибудь истории с сексуальным опытом, чтобы меня наполнили те же эмоции, что поглощают меня в момент прочтения письма. Но крошечная муниципальная школа и последовавший за ней колледж не предоставили мне много возможностей.
Глава 4
МияТри коротких стука в дверь. Это может быть только Ширли, моя соседка. Прячу письмо под книгу на столе и иду к двери. Проклятая дверь всегда заедает с наступлением холодов. Осенний воздух раздувает непослушные кудри вокруг моего лба, пока Ширли протягивает мне маленький презент. — Это мясной пирог. Я пропускаю ее на кухню. Ширли, как и большинство в этом небольшом городке, — сдержанная, дружелюбная и очень любопытная. Я следую за ней по всему дому, поглядывая туда, где лежит письмо, будто его необузданное содержание может внезапно дать о себе знать. Ширли ставит блюдо в духовку. — Можешь съесть, когда захочешь, — говорит она приветливо. Ширли улыбается, и на ее щеках появляются ямочки. Ее седые волосы завиты в локоны, которые она делает в салоне красоты Пэтси еще с 1980 года. В ее прическе можно увидеть именно то место, где каждый волосок к волоску переходит в волну. Она моет руки. — Уже ощущается осень. Ты сегодня выходила? — Ее вопрос невинен, но я знаю, что она обеспокоена тем, что я никуда не хожу. — Я утром ходила в магазин за молоком. Она кивает и снова суетится вокруг меня. — Не могу остаться поболтать. У Роуди возникли некоторые проблемы, и он воет с тех пор, как мы отрезали ему... — Она делает паузу. — Ну, надеюсь, мы справимся. Ширли весело смеется, затем обходит вокруг меня и кладет теплые руки на мои щеки. — Беатрис переживала о тебе. Ты должна понять, чем хочешь заниматься, и я уверена, весь город будет рад помочь тебе в этом. Я киваю. Не сомневаюсь, что она права. Ширли отпускает меня. — Я чувствовала бы себя намного лучше, если бы с тобой здесь кто-то был. Петерсон раздает щенков. Может, возьмешь одного? Щенок наполовину хаски. Будет отличная сторожевая собака. — Я подумаю об этом, — говорю я, хотя знаю, что собака создаст некоторые ограничения для меня. — Я могу еще вернуться в колледж. — Конечно, — говорит Ширли. — Тебе только двадцать лет. Впереди целая жизнь. Долгий вой нарушает тишину. — О, это Роуди. Можно подумать, что мы... — Она снова смеется. — Надеюсь, он не станет беспокоить тебя сегодня вечером. Мы будем запирать его, кроме случаев, когда ему понадобится сделать свои дела. — Я буду в порядке. Ширли наклоняется и целует меня в щеку. — Наша бедняжка Мия. Ты всегда можешь позвонить любому из нас, ведь мы — семья. — Спасибо, Ширли. Я благодарна ей. Действительно благодарна. Она быстро спускается по лестнице. Внезапный порыв ветра раздувает листья, и они кружатся в маленьком урагане. Ширли останавливается и поворачивается ко мне, чтобы удостовериться, видела ли я это. — Осень! — кричит она. — Грядут перемены! Ширли садится в машину, и я вижу Роуди с конусом вокруг головы. Ему даже удалось высунуть голову из окна. Он снова воет. Бедная собака. Ширли живет рядом, вниз по дороге, но с Роуди она едет другим путем. Ее старый Бьюик срывается с места, и она машет мне на прощание. Я снова одна. Плетусь в гостиную, касаясь каждого из заветных серебряных колокольчиков тети Беа. Я прожила в этом огромном доме большую часть своей жизни после смерти моих родителей, мне тогда было восемь, так что мне знаком здесь каждый закоулок. Надо сделать чаю. Иду на кухню и ставлю чайник на газовую горелку. Передача права собственности на дом произойдет в ближайшее время, после оглашения завещания. Тогда мне придется решать, что делать дальше. Продать дом? Сдать в аренду? Надо закончить колледж. Чем-то заняться. Я чувствую себя растерянной, покинутой, как моряк, который плохо привязал свою лодку дрянной веревкой, и та уплыла. «Узел скользит по тебе, вызывая новый крик возбуждения». Я не могу не думать об этих письмах. В них есть одно странное совпадение, и это одна их причин, по которым я сохранила их. Узлы. Я знаю все об узлах. Родители обучали меня морской терминологии. Кажется, будто только так и разговаривали в нашей семье. У нас был небольшой парусник, который мы выводили на озеро неподалеку от нашего дома. Меня учили обращаться с лодкой, я должна была знать каждый тип узла, сцепку и уметь бросать трос. После прочтения «тюремных писем» некоторые из терминов приобрели совершенно иной смысл. Французский ударный узел, например. Тепло вновь заполняет мое тело. Мне хочется какой-нибудь истории с сексуальным опытом, чтобы меня наполнили те же эмоции, что поглощают меня в момент прочтения письма. Но крошечная муниципальная школа и последовавший за ней колледж не предоставили мне много возможностей.
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (25) »