уставился на помощника:

— Вы пытаетесь разжалобить меня, мистер Джонстон? Думаете, что я не замечаю жару?

— Нет, сэр — ответил Джонстон.

— Пусть продолжают работать. А если вы не справляетесь со своими обязанностями, то я могу найти кого-нибудь попроворнее.

Эта угроза так часто повторялась, что помощник не видел смысла возражать.

— Вы обыскали помещения полубака?

— Так точно, сэр. Шесть бутылок, сэр. Все выброшены в реку.

Макферсон был ярым противником распития спиртных напитков матросами. По его распоряжению помощники ежедневно обыскивали полубак в поисках небольших черных бутылок пойла, которое попадало на борт с лодок речных торговцев. По его мнению, на свете не было ничего худшего, чем пьяный матрос. Пьянство было слабостью, которую он ненавидел в других и втайне презирал в себе. Капитан, однако, не баковый матрос. Он пил, но это являлось прерогативой капитана, к тому же он считал, что умеет сохранять контроль над собой.

--- * * * ---

После недели немилосердного труда команда находилась на грани бунта. Офицеры и специалисты также были недовольны. Капитан Макферсон достал всех — чего он, собственно, и добивался. Пришло время ослабить диктат и отпустить всех на берег. Европейским матросам слишком много платили. Если же некоторые из них дезертируют, и он будет вынужден заменить их низкооплачиваемыми ласкарами^[8] — что ж, оно и к лучшему. Дезертиры потеряют право на свое жалование и сэкономят расходы владельца. А сам он получит толпу зеленых новичков, которым надо будет преподать хорошие уроки морского дела. Уж он их научит, будьте уверены!

Капитан отпустил на берег всех, кроме Мигеля Сильвы, судового плотника по прозвищу Стружка. Световой люк капитанской каюты, поврежденный во время шторма на пути в Индию, всё еще протекал, и будь он проклят, если ленивый плотник сойдет на берег до устранения неисправности.

Стружка трудился не меньше остальных — может, и поболее. Экипаж спускался по трапу и рассаживался по ожидавшим у борта сампанам^[9], чтобы исчезнуть в недрах баров, базаров и публичных домов, выстроившихся вдоль тенистых аллей морского квартала Калькутты. При виде этой картины Стружку одолевал гнев. Он удалял старую шпаклевку, зачищал швы, забивал мушкелем^[10] новую паклю, ругаясь вполголоса на проклятого сукина сына, который заставлял его работать в то время, как все остальные сошли на берег. Чем дольше он работал, тем гнев его становился сильнее.

После часовой работы, весь в поту, хотя солнце уже два часа как зашло, он решил, что с него довольно. Сложив инструменты в брезентовый мешок, плотник пошел в свою каюту. Там он помылся, надел гражданский костюм и направился к трапу.

Капитан Макферсон, пивший виски в каюте, обратил внимание на отсутствие звуков работы у светового люка. Выйдя на палубу, он нашел работу незаконченной и увидел одетого в выходное платье Стружку, намеревающегося спуститься с трапа.

— Эй, ты, никчемное отродье португальской шлюхи! Куда это ты намылился? — заревел Макферсон.

Стружка посмотрел на него, выкрикнул «А иди ты к черту», отвернулся и продолжил свой путь.

— Стой, сукин сын! — взревел капитан. Стружка не обратил на него никакого внимания. — Ты подчинишься мне, никчемная тварь!

В порыве пьяного гнева Макферсон схватил топор с пожарного щита, висевшего на переборке рубки, погнался за плотником, как одержимый, и с размаху всадил топор в голову Стружки. Тот замертво упал на палубу.

Мгновенно в голове Макферсона прояснилось. Он выпустил топор из рук, глядя на мертвого плотника, чья кровь растекалась по дубовому палубному настилу. Какое-то время он стоял, опустив голову. Было тихо, слышался лишь шум воды, журчащей у борта, да его собственное сердцебиение.

Затем он потряс головой и тихо выругался. «Черт тебя побери, Стружка. Посмотри, что ты натворил». Но сделанного не вернешь. А был ли у меня выбор, спросил он себя. Плотник обругал его. Он не подчинился прямому приказу. Он получил то, чего заслужил. Дисциплину следует поддерживать, даже если стружки разлетаются в разные стороны, мрачно усмехнулся про себя Макферсон.

Капитан выдернул из головы плотника топор, бросил его на палубу и взвалил тело на плечо. Покачиваясь, он донес труп до бортового релинга и скинул его в мутные воды Ганга. Раздался громкий всплеск, но он затерялся среди разнообразных речных звуков. Темнота и пенистая вода поглотили тело. Ещё одно тело на течении вряд ли привлечет чьё-то внимание. Индусы, считая Ганг священной рекой, постоянно сбрасывали в его воды трупы своих умерших. Может, плотнику будет приятней плыть в компании. Когда же Стружка не явится на поверку, капитан попросту сделает пометку в судовой роли — «дезертировал», и все формальности на этом будут завершены.

Услышав позади себя какой-то шорох, Макферсон осторожно повернулся. Он был уверен, что на борту не осталось ни единой души, кроме него самого и мертвого плотника.

— Кто там? — проревел он.

Из-за кромки комингса трюма показалась белобрысая голова юнги Билли Абрамса, который числился по судовой роли матросом второго класса. Капитан ринулся к нему и схватил одной рукой мальчишку за воротник, сжав пальцы другой руки в кулак.

— Что ты видел? — с угрозой спросил Макферсон.

— Ничего, сэр, — выдавил из себя Абрамс. — Совсем ничего.

— Это хорошо, что ты ничего не видел, иначе будешь следующим в очереди на купание в реке. Ты меня понял?

Рот юнги открылся, но не издал ни звука.

— Ты понял? — капитан встряхнул дрожащее тело матросика.

— Да, сэр, — промямлил тот.

— Хорошо, — капитан отпустил его. — Возьми там пожарный топор, помой как следует и повесь на место. Затем возьми ведро, песок и песчаник да отдрай палубу хорошенько. Чтобы ни пятнышка, понял?

— Да, сэр, — юнга смотрел на него широко открытыми глазами.

— Тогда принимайся за дело, засранец.

— Да, сэр.

Юнга бросился прочь за приборочным материалом. Капитан, раздумывая, следил за его бегом. Он разберется с мальчишкой позже. Пусть тот сначала замоет следы крови.

--- * * * ---

Спустя четыре дня наконец-то начал прибывать груз. К бортам подвели лихтера, и на судне воцарилась оживленная атмосфера. Тюки джута, мешки риса и кофе, корзины чая грузились местными докерами, использовавшими реи в качестве кранов, а судовая команда трудилась в трюмах, укладывая эти тюки, мешки и корзины таким образом, чтобы использовать каждый квадратный дюйм пространства.

Владельцев нисколько не интересовал тот факт, что в задержке погрузки вины капитана не было. Он получил еще две телеграммы с требованием объяснить причины задержки