Litvek - онлайн библиотека >> Нэйтан Робинсон >> Ужасы >> Ещё один придорожный букет >> страница 3
динозавра. Крутанув руль, я повернул свое изобретение в поток  транспорта и начал новую главу хаоса, когда потенциальный зевака послал свой  "Мондео" на скат, под пилу и взорвался фейерверком искр и брызжущего  топлива. В следующее мгновение брызги бензина попали на уголек горящего металла,  огненная подстилка расцвела под приземлившейся машиной. "Субару" запрыгнул  на скат, миновал пилу, сделал пируэт вбок, и, упав на крышу, заскользил к поджидающему  его пламени. "Лэнд Ровер" был следующим. Зацепил "кенгурятником"  лезвие, перевернулся, и полетел, кувыркаясь и ломая шеи и позвоночники сидящим  внутри людям.

Бойня продолжалась.  Металл бился об металл со скрежещущим чмоканьем, стекло взрывалось, разлетаясь  градом фальшивых алмазов. Кто-то криками пытался привлечь к себе внимание. Топливо  в баках с шипением воспламенялось, устраивая из разбитых машин погребальные  костры. Позади меня расцветали грибовидные облака, будто удобренная мной земля  приносила свои разрушительные плоды.

Я смеялся, и мой хохот  эхом отражался от металлических стен кабины. С каждым автомобилем, подскакивающим  на скат, я испытывал прилив адреналина, охлаждающий и возбуждающий. Все больше  изуродованных машин присоединялись к восхитительному хаосу.

Это было мое шоу, моя  сладостная месть, и ни грамма вины не отягощало мою измученную душу. Это было  очищение.

Машины впереди начали  замедляться. Сворачивали к обочине, в попытке уйти с его дороги, сминаясь и  сцепляясь бамперами. Один отважный автомобилист сумел сделать разворот и  направился в обратную сторону вдоль обочины, прежде чем на полной скорости  врезался в автобус, смяв внутри четыре ряда сидений.

Я с ликованием  пропахивал сбившийся в кучу транспорт. Машины переворачивались через край ската,  приземляясь на крыши. Примерно каждый третий автомобиль я бил точно в цель, а  именно в топливный бак, разливая взрывоопасную жидкость. Обо всем остальном уже  заботились искры.

Впереди на мосту присели  темные фигурки. Я заметил их на экране и сперва принял за зевак, но громкий  удар по металлическому корпусу сообщил о другом.

Раздался второй удар, и  экран передней камеры погас.

Я постучал пальцем по  экрану, чтобы вернуть его к жизни, но тщетно.

Стремительно последовали  третий и четвертый удары.

Полиция применила  оружие, и теперь спереди я ослеп. Ускорившись, я стал пробиваться сквозь  джунгли из остановившихся машин. На других экранах я видел, как люди покидают  свои автомобили в безумном порыве спастись за барьером, карабкаются через него  и падают с облегчением на камни и в колючий кустарник. Пусть бегут, - подумал я  с благосклонностью доброго бога.

Приблизившись к мосту, я  замедлился. Нажал еще несколько кнопок, проверил соединения и повернул ничем не  отмеченный регулятор, созданный по собственному чертежу.

Из установленного на  крыше сопла вырвалось огненное дыхание, лизнув ограду с яростью драконьего  языка. Я не видел результата своих действий, но крики услышал.

Как ни странно, но  впервые за долгое время, я почувствовал, что у меня встал. Не от возбуждения, а  потому как курсирующая у меня в венах жизнь проникла в каждый уголок моего  естества. Я схватил свой член, наполовину с гордостью, наполовину со стыдом.  Этого не должно было быть. Но это случилось.

Затем я отпустил себя,  открыл маленький передний люк, позволяющий видеть дорогу впереди, и нажал на  акселератор.

На дороге хватало места,  чтобы автомобили могли разворачиваться без катастрофических последствий.  Следующую милю транспорта практически не встречалось, кроме "Вольво",  все четыре двери которой были открыты, а единственным живым существом в салоне  была немецкая овчарка, крутившаяся в стоящей на заднем сиденье клетке.

Проявив милосердие, я  пощадил собаку и покатил дальше.

И снова впереди  засверкали голубые огни. Я прищурился. Одна полицейская машина с визгом бросилась  мне на встречу. Приближаясь, она все сильнее жалась к обочине. Поэтому я  повернул руль, чтоб не дать ей уйти от столкновения. В последние тридцать футов  машина резко уклонилась в сторону, пройдя всего в футе от ската. Завизжав шинами,  она резко затормозила позади меня. Я увидел на экране, как она остановилась.

Не колеблясь, я схватил  рукоятку, управляющую бетоноломом, и протянул стрелу к машине, дав при этом  задний ход. Бетонолом пробил капот и вышел под приборной панелью. Ветровое стекло  обвалилось. Я высоко поднял стрелу, а затем махнул ей в сторону, резко  остановив вращение. Машина соскользнула с конца бетонолома и приземлилась на  центральный разделительный барьер, смявшись при ударе об бетон.

Я увидел на экране, как с  пассажирской стороны выпала расплывчатая фигура, перебралась через барьер и двинулась  в мою сторону. Я направил бетонолом вниз, оставив выбоину в асфальте. Фигура в  черном увернулась от стрелы, перекатилась и оказалась позади меня. Я смотрел,  как герой карабкается на корпус.

- Все кончено, дружище.  Все съезды блокированы, вылезай, хорошо? Хватит уже, а? Сдавайся.

Коп был всего в  нескольких дюймах.

Я включил другое сопло.  Пламя вырвалось из основания кабины, образовав огненное кольцо. Сквозь  нарастающее шипение раздался крик героя. Я нажал на акселератор, следя за  экраном задней камеры и ожидая, когда коп упадет на дорогу.

Но того нигде не было  видно.

Я снова повернул  вентиль, выпуская огонь горячими, извивающимися шлейфами, которые тянулись  позади, словно сломанные пальцы.

Крутил руль в разные  стороны, в попытке сбросить "безбилетника", но тщетно. Затем выпрямился,  выключил вентиль, резко затормозил и дал задний ход. Снова затормозил.

Коп по-прежнему  оставался невидим.

Я снова двинулся вперед.  Кроме как выйти и встретиться с пассажиром лицом к лицу, других вариантов у меня  не было.

Я направился дальше. К  линии голубых огней. Полный решимости прорваться и продолжить свой крестовый  поход.

Я хотел доказать свою  точку зрения и донести до всех, что сыт по горло. Жизнь не была добра ко мне,  так почему я должен проявлять доброту со своей стороны? После всего, через что я  прошел. Сеять месть среди чужаков было единственной компенсацией, которую я считал  по-настоящему справедливой. Словно причиняя боль другим, отвлекался от собственного  отчаяния и страданий. Для