- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (113) »
class="poem">
Над городом гуси вчера пролетали,
Над каменным местом в ночи…
Сжать сердце себе повелел от печали:
Молчи, ты безумно, молчи!
Довольно скорбей и мечтаний без цели…
Все это глядит со страниц.
Ты слышишь, — вчера тополя облетели:
— Тсс…
О девочка тихая, боль и печали,
Вечерняя греза моя!
Над городом гуси вчера пролетали…
А я?
«Когда-то я девочку встретил мале́ньку…»
Когда-то я девочку встретил мале́ньку
Там, где земля Днепром расколота,—
Из воды выбирала в жменьку
Синее золото.
И были тогда небеса без края.
Помоги мне, дядя, немножко!..
…А у самой нет глаз — сверкают
Две волошки[1].
Девочка! Лучшая из химер!
И зачем тебе это золото?
…Уж мне не смеяться теперь
По-старому, глупо-молодо.
«Ночь… а челн — как сребристый птах!..»
Ночь… а челн — как сребристый птах!
(Что слова, когда сердце клокочет!)
…Не спеши, не лети, развевая прах,
Ненадежный ты мой челночек.
А над нами, под нами горят мечты…
А внизу и вверху глуби́ны…
О, какой же прекрасный ты,
Мир единый!
«Прекрасен мир в ночи…»
Прекрасен мир в ночи,
Бесформенный. Безликий. Смерти ложе.
…Молчи, молчи!
И кто и что сказать тут может?
Иль пустота потусторонних сфер
И бесконечность мирозданья-клетки
Не вся исчерпана теперь
Учебником для семилетки?!
Воистину прекрасен мир в ночи!
«Бушует море. Каждый новый вал…»
Бушует море. Каждый новый вал
Вздымает бездна, грохоча и воя…
Весь хаос вод беснующийся шквал
Исторг из глубины покоя!
И странно знать, что где-то в глубине
Ничто морские толщи не волнует,
И лишь дельфин в застывшем табуне
Детеныша и учит, и балует!
О хаос, узнаю тебя!
«Опасайся неба ночного!..»
Опасайся неба ночного!
Для его немой пустоты
Мало значит твой взор. И много —
Коль ей душу откроешь ты.
Зачарует. Проспит. Стушует.
Как? Откуда?.. Навек… Твой дух
Потому и мятется всуе,
И колеблется…
Бойся, друг!
«Напишешь, рвешь… и пишешь снова!..»
Напишешь, рвешь… и пишешь снова!
Не так, не то… увы, увы…
Пока прогнивших слов полову
Не выметет из головы.
И дрогнут губы… Дни унылы,
И скукой истина полна:
Хоть все слова собрать, мой милый,
Души не вычерпать до дна!
Пусть нервы жгут огнем, пусть скован
Ты вдохновенья холодком —
Умей зевнуть с лицом спокойным
Над неоконченным стихом.
«Линяют краски… Голоса в тени…»
Линяют краски… Голоса в тени…
И души тише… Но души не трогай.
И эту тишину в себе храни,
Как редкий дар, великий и убогий.
Так и живи: ленись или трудись,
Тащись иль в ногу ты иди с судьбою,
Но только оставаться берегись
Наедине с собою!
«Чем меньше слов, тем высказаться легше…»
Чем меньше слов, тем высказаться легше.
Сгребай, поэт, их намели метели.
В безумном колесе вращайся, векша…
Ах, тщетный бег!
Ах, тщетный труд без цели!
Что можешь высказать? Ума чужого
Про наше сердце домысел готовый?
Печаль размаха мирового
В масштабе хутора глухого?
Твори!
Твори!
«Дикий сон мне каждой ночью снится…»
Дикий сон мне каждой ночью снится:
Я — скрипач в пивнушке «Mon Ami»,
Выдаю гостям такого Гриця[2],
Как никто на свете, черт возьми…
А они, выкрикивая хлипко,
Пьяно плачут, всех и вся бранят…
Завывай, потягиваясь, скрипка,
Разливай густой горячий смрад!..
Но все тише и печальней звуки,
Все развязней жесты и слова…
Головы́ не слушаются руки,
Ниже, ниже никнет голова…
И тогда мгновенным пьяным взрывом
Истина взрывается навзрыд,—
На руках, что держат кружки с пивом,
Чья-то кровь парует и кипит!
Ширится пивнушка и двоится…
И в кровавый дым погружены
Синие погибельные лица,
Плач и визги — дики и пьяны!
Круг убийц и трупов все жесточе.
Я, скрипач пивнушки «Mon Ami»,
Вою так в лицо ослепшей ночи,
Как никто на свете, черт возьми.
«Я отныне за себя спокоен…»
Я отныне за себя спокоен,
Новый быт я целиком приемлю:
У моих знакомых, как и прежде,
По субботам — ровно в десять — пулька!
Соломон Борисович Фурункул,
Что главбух какого-то центртреста,
Журналист Макуха-Подорожний,
Я и, член трех-четырех комиссий,
Сам хозяин; общество что надо.
Вежливость, внимание, корректность.
Come il faut, — сказать бы по-французски…
А товарищ Соломон Фурункул
Даже курит редкие сигарки!
Жесты плавны, голоса ленивы…
— Пас… Куплю-с… А мы его валетом…
И никто не улыбнется даже,
Оставаясь при восьми без взятки,—
Высший тон сего не допускает!
А когда, уставши от ремизов,
Мы зеленый стол на время бросим,
Нас хозяйка угощает чаем
В комнате уютной и просторной,
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (113) »