- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (173) »
висков, протирая костяшками пальцев правый глаз.
Незнакомец не спешился. Держа необычный инструмент одной рукой, он пристально посмотрел на дверной проем.
— Кто ты, приходящий в такой час?
— Я прихожу в любой час. Укажи мне дорогу. Я ищу своих соратников.
Мэр посмотрел на зверя под всадником — тот был белее его бороды, белее снега…
— Что это за зверь?
— Это лошадь, это ветер, это прибой, сметающий скалы. Где мои соратники?
— Что у тебя в руке?
— Это меч. Он пожирает плоть и пьет кровь. Он освобождает души и рассекает плоть. Где мои соратники?
— Эти металлические доспехи на тебе, этот шлем?..
— Броня и скрытность, сталь и анонимность — это защита! Где мои соратники?
— Кто они, те, кого ты ищешь, и откуда ты?
— Я проехал невообразимое расстояние. Я держал путь сквозь туманности, образованные водяными смерчами в звездных реках. Я ищу других — таких, как я сам, тех, что прошли этой дорогой. У нас назначена встреча.
— Я никогда не видел таких, как ты, но на свете есть много деревень. За теми холмами находится еще одна, — он показал в направлении далекого пастбища, — но до нее еще два дня пути.
— Спасибо тебе, человек. Я скоро буду там. Лошадь встала на дыбы и издала страшный звук.
Волна тепла, сильнее, чем от лампы, накрыла мэра, порыв ветра пригнул к земле золотистые, еще не затоптанные стебли.
В отдалении, со склонов холмов, слышался гром.
Всадник исчез, но его последние слова донес ветер:
— Смотрите на небо этой ночью!
Следующая деревня уже была освещена словно роем разбуженных искр от костра, когда топот и звон утихли перед дверью ее самого большого дома. За окнами появились головы, и любопытные глаза с восхищением наблюдали за великаном, оседлавшим белого зверя.
Мэр, тощий, как столб ворот, на который он тяжело опирался, прочистил нос и, высоко подняв фонарь, спросил:
— Кто вы?
— Я уже потерял слишком много времени из-за таких вопросов! Проезжали ли этой дорогой другие, подобные мне?
— Да. Они сказали, что будут ждать на вершине самого высокого холма, возвышающегося над этой долиной.
Мэр указал на пологий склон, который простирался на многие мили, внезапно кончаясь у основания черного горного массива. Он поднимался, как рука без кисти, обращенная в камень, никуда не указывающая.
— Их было двое, — сказал мэр. — Один нес необычное снаряжение, такое же, как у вас. Другой, — он вздрогнул, — сказал: «Посмотрите на небо и наточите ваши серпы. Там будут знаки, чудеса, призыв — и этой ночью небо обрушится».
Всадник уже превратился в слабый контур, окруженный ореолом выбитых из булыжника искр. На вершине самого высокого холма, господствующего над долиной, он натянул поводья и повернулся к всаднику на вороной лошади. — Где же он? — спросил всадник, восседавший на белом звере. — Еще не прибыл. Всадник на белом коне посмотрел на небо и увидел падающую звезду. — Он опоздает. — Это невозможно. Упавшая звезда не сгорела совсем. Она выросла до размера столовой тарелки, дома и повисла в воздухе, выдыхая души солнц. Потом она упала в долину. Зеленый след молнии пересек безлунные небеса, и всадник на бледно-зеленой лошади, копыта которой ступали бесшумно, подъехал к ним. — Вы прибыли вовремя. — Как всегда. — Он рассмеялся, издав звук серпа, подрезающего пшеницу. Корабль с Земли сел в долине, а изумленные жители деревни смотрели на него. Кого или что он принес? Зачем им нужно точить свои серпы? Четверо всадников ожидали на вершине холма.
Всадник уже превратился в слабый контур, окруженный ореолом выбитых из булыжника искр. На вершине самого высокого холма, господствующего над долиной, он натянул поводья и повернулся к всаднику на вороной лошади. — Где же он? — спросил всадник, восседавший на белом звере. — Еще не прибыл. Всадник на белом коне посмотрел на небо и увидел падающую звезду. — Он опоздает. — Это невозможно. Упавшая звезда не сгорела совсем. Она выросла до размера столовой тарелки, дома и повисла в воздухе, выдыхая души солнц. Потом она упала в долину. Зеленый след молнии пересек безлунные небеса, и всадник на бледно-зеленой лошади, копыта которой ступали бесшумно, подъехал к ним. — Вы прибыли вовремя. — Как всегда. — Он рассмеялся, издав звук серпа, подрезающего пшеницу. Корабль с Земли сел в долине, а изумленные жители деревни смотрели на него. Кого или что он принес? Зачем им нужно точить свои серпы? Четверо всадников ожидали на вершине холма.
Пиявка из нержавеющей стали
Они по-настоящему боятся этого места. Днем они будут лязгать среди могильных надгробий, но даже Центральная не принудит их вести поиски ночью со всеми их ультра и инфра, а уж в склеп они не пойдут ни за что. И это меня вполне устраивает. Они суеверны — это заложено в схему. Их сконструировали служить человеку, и в краткие дни его пребывания в земной юдоли благоговение, преданность, не говоря уж о священном ужасе, были автоматическими. Даже последний человек, покойник Кеннингтон, распоряжался всеми роботами, какие только ни существуют, пока был жив. Его особа была объектом глубочайшего почитания, и все его приказы свято исполнялись. А человек — всегда человек, жив он или мертв. Вот почему кладбища — это комбинация ада, небес и непостижимой обратной связи, и они останутся отъединенными от городов, пока существует Земля. Но и в то время, пока я смеюсь над ними, они заглядывают под камни и обшаривают овражки. Они ищут — и боятся найти — меня. Я — невыбракованный, я — легенда. Один раз на миллион сборок может появиться такой, как я, с брачком, который обнаружат, когда уже поздно. По желанию я мог отключить свою связь с Центральной станцией контроля, стать вольным ботом, бродить, где захочу, делать, что захочу. Мне нравилось посещать кладбища, потому что там тихо и нет доводящих до исступления ударов прессов и лязганья толп. Мне нравилось смотреть на зеленые, красные, желтые, голубые штуки, которые росли у могил. И я не боялся этих мест, так как и тут сказывался брак. А потому когда меня определили, то из моего нутра извлекли узел жизни, а остальное швырнули в кучу металлолома. Но на следующий день меня там не было, и их обуял великий страх. Теперь я лишен автономного источника энергии, но катушки индуктивности у меня в груди служат аккумуляторами. Однако их необходимо часто подзаряжать, а для этого имеется лишь один способ. Робот-оборотень — страшная легенда, о которой шепчутся среди сверкающих стальных башен, когда вздыхает ночной ветер, обремененный ужасами прошлого — тех дней, когда по земле ходили существа не из металла. Полужизни, паразитирующие на других, все еще наводят мрак на узлы жизни всех ботов. Я, диссидент, невыбракованный, обитаю здесь, в Парке роз среди шиповника и миртов, могильных плит и разбитых ангелов, вместе с Фрицем — еще одной легендой — в нашем тихом и глубоком склепе. Фриц — вампир, и это ужасно, это трагично. Он до того истощился от вечного голода, что больше неспособен ходить, но и умереть он не может, а потому лежит в гробу и грезит об ушедших временах. Придет день, и он попросит, чтобы я вынес его наружу, на солнце, и я увижу, как он будет иссыхать, угасать и рассыплется прахом в мире и небытии. Надеюсь, он попросит меня еще не скоро. Мы беседуем. Ночью в полнолуние, когда он чувствует себя чуть крепче, Фриц рассказывает мне о более счастливом своем- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (173) »