долгое время прошёл сильный дождь, но к полудню ветер стих, и было солнечно и тепло.

Размахивая прутиком, из леса вышел босоногий крепкий паренёк с загорелым лицом и широко расставленными спокойными глазами.

Тропинка сворачивала влево, огибая лес, потом круто спускалась к широкой дороге, ведущей в деревню. А дальше, за тёмными избами, виднелось озеро с крутыми извилистыми берегами.

И хотя паренёк родился и вырос в этих местах, он каждый раз удивлялся и радовался, глядя на бледно-голубое небо, на яркую зелень, на ослепительно-белые стволы берёз и лёгкие облака. Он шёл тропинкой и вдруг резко остановился, посмотрел под ноги.

На тропинке был отпечаток немецкого сапога. След отчётливо и глубоко вдавился во влажную землю. Дальше следов не было видно, и мальчик обойдя по траве это место, вернулся на тропинку. Но прежде чем идти дальше, старательно и точно плюнул на отпечаток.

Изба его стояла на краю маленькой деревни, ближе к лесу. Пареньку хотелось есть, и он решил забежать на минутку домой — взять кусок хлеба.

Он осторожно посмотрел кругом. Пусто, как глубокой ночью. Люди стараются поменьше выходить из дому, чтобы не обращать на себя внимание. Не слышно ни песен, ни стука топора, ни ржание лошадей. Если бы не редкие взрывы и выстрелы, можно было бы оглохнуть от этой настороженной тишины.

В канаве из мутной воды торчали остатки разбитой телеги. Саша задумчиво потёр ладонью рот, потом нагнулся, потянул за колесо и тут же бросил, махнул рукой: всё разорено. Ничего не осталось от прежней жизни.

Он вспомнил, как всего несколько месяцев назад работал в колхозе. До чего же было хорошо сидеть в телеге и подгонять вороного коня! Где теперь вороной? Куда его дели фрицы?

— Эй, Сашка, ладно ты мне сразу попался. Иди скорей, староста зовёт! — крикнул рыжий парень, выбегая из-за угла сарая.

У мальчика всё внутри перевернулось от этого крика. Не надо оборачиваться, вот уже дом, крыльцо.

— Слышь, Кондратьев! Ты что, оглох? — продолжал кричать парень. Он бросился к Саше и ухватил его за ворот.

— Пусти, я сам, — сказал Саша, бросил прутик на крыльцо и пошёл к дому старосты.

Парень шагал следом, точно конвойный за пленным.

«Зачем зовёт? — думал Саша. — Узнал про тайник? Что будет? Пытать начнут. Фашисты! Приехали за мной».

Перед домом на лавке сидел староста — долговязый, пожилой, в рубахе с расстёгнутым воротом и кирзовых сапогах. Он сидел один, и в избе было тихо. «Значит, фашистов нет». Староста оглядел Сашу с головы до ног и сердито махнул рыжему парню. Тот исчез.

Под взглядом старосты Саша вздрогнул, сложил опущенные руки перед собой, посмотрел на широкие штаны. «А вдруг заметно, что в кармане граната? Или староста уже знает, потому и вызвал? Сегодня в лесу, где возле окопа валялась эта „лимонка“, никого не было. Нет, не мог узнать». Саша повернулся немного боком, чтоб старосте был меньше виден карман с гранатой.

— А ну-ка, подходи, голубок, — сказал староста, перегнулся в открытое окно, что-то взял со стола.

— Ты намудрил? — спросил он и больно ткнул Сашу в подбородок чем-то холодным и твёрдым.

Саша отодвинулся. Мина! Вынюхал гитлеровский пёс. Откуда же взялась эта мина? С мельницы или из тех, что Саша подложил под домом немцев?

— Отвечай! Твоих рук дело?

«Спокойнее, спокойнее», — подумал Саша. Он широко открыл глаза, глуповато улыбнулся и сказал:

— Куда мне снаряд смастерить! Или чего это, не видать. Граната, да?

Староста посмотрел на мальчишку. «Говорить ли, что мина была найдена под мельницей? А вдруг вовсе и не Кондратьев виноват?»

Пока он раздумывал, Саша мирно почёсывал босыми пальцами пятку, покачиваясь на одной ноге, и думал: «Тычет мину, а сам трясётся, что нагорит от немцев за непорядок. Эх ты, староста! Скотина ты, вот кто».

А в это время староста глядел на спокойное лицо Саши Кондратьева, на его широко открытые наивные глаза. «Нет, куда такому дурню, побоится. Тут партизаны действовали наверняка. Но поспрошать парня для острастки надо».

— А чего у мельницы шастаешь?

— Купаться хожу. Ведь охота поплескаться, когда парит, — сказал Саша, безмятежно глядя в небо.

Старосте было жарко на солнцепёке и очень хотелось выпить квасу, припрятанного на холодке в погребе. Хватит ему этой возни. Не может же мальчишка так спокойно глядеть, если виноват.

— Ну ладно. Шагай до дому.

Саша поправил брюки. Оттянутые гранатой, они с правой стороны немного спустились. Он только успел дойти до плетня, как староста крикнул:

— Стой!

«Заметил гранату! — подумал Саша. — Зачем я трогал штаны? Что делать, бежать?»

— Попрёшь на рожон, худо будет, — пригрозил староста. — Кормить тебе червей. Уразумел? Только пападись…

* * *

Саша медленно шёл домой и беспокойно хмурился, потирая губы ладонью. Неудача с минами обозлила его. Он вспомнил как со своим верным другом Костей отыскал эти мины в лесу после боя и как подкладывал их под мельницу, а потом ещё в соседнем селе, где стоят фашисты, под дом, набитый немцами. Это было опасно и нелегко. А теперь староста может помешать… Ну что же, значит, надо придумать что-то другое. Не отступаться же из-за первой неудачи!

У своего крыльца Саша подумал: «Что теперь делать с гранатой? Сейчас опасно нести её в тайник с оружием. Надо идти вниз через всю деревню, к озеру. Того и гляди нарвёшься на старосту, а с ним надо быть теперь ещё осторожнее. Придётся подождать до темноты, а пока можно спрятать хоть под крыльцо». Саша огляделся кругом. Ему показалось, что вдалеке между избами мелькнула рыжая голова парня.

«Нет, лучше пристроить гранату в доме, там никто не уследит». Он вошёл в сени. В углу стояла мать, Александра Никифоровна, и наливала ковшом воду в самовар. Занятый своими мыслями, Саша не обратил внимания на шёпот матери. Тогда она взяла его за плечи и тихонько сказала:

— Погоди тут, сынок. Спугаешь его.

— Кого?

— Лётчика. Из плена убёг. Молодой ещё совсем, лейтенант, а что ему пережить пришлось…

Она вошла в комнату, ласково сказала несколько слов и позвала сына. Саша сунул гранату в ящик, где под тряпьём лежали новые вожжи из колхозной конюшни. Он успел их спрятать в первый день появления фашистов в деревне. Придёт время, и вожжи снова понадобятся колхозу.

Когда Саша вслед за матерью вошёл в комнату и увидел лейтенанта, тот от неожиданности отступил назад. Мальчик знал, что лётчики — самые сильные и здоровые люди на свете. А этот мужчина был похож на высохшую ветку. Жёлтый, скрюченный, худой. Трудно было представить, что живой человек может быть таким замученным.

Лётчик сидел у печки и надевал сапоги Сашиного отца, а рядом