пятятся, даже от темных леших, даже от медведей–шатунов, но сейчас кабан, должно быть, узрел перед собой страшный лик своей кабаньей смерти. После чего снова завалился на бок, брыкнул ногами – и отдал Лесу душу.

Я выждал минут пять, чтоб удостовериться. Мутант не шевелился. Бросил в него несколько камней, причем парочка угодила по брюху, прямо по ране – ни один горбун такого не вытерпел бы – взял жердину подлиннее, потыкал в тушу: да, склеила ласты свинка.

Вооружившись топором, спустился вниз. Подобрал нож, которым отесывал колья, подступил к горбуну со стороны брюха и ткнул в рану. Он не шелохнулся. Точно, спекся братан. Я взялся за топор. Такую шею рубать – все равно, что дерево средней толщины. Позвонки там как колоды, а шкура просто дубовая.

Ладно, не впервой. Я поплевал на ладони, ухватил топор покрепче, поднял над головой. И замер.

Опустил, недоуменно нахмурившись. Вслушался. Показалось – или был выстрел? Вроде, за лесом…

Бах… Бах…

Еще два. Что такое, кто там стреляет?

Со дна ямы невозможно было определить, откуда донесся звук. Вот черт, а если это Миха на кого-то напоролся?! Времени прошло прилично, он сейчас уже должен заканчивать сборы или даже назад идти.

Бах…

Так, плохо дело. Я снова вылез из ямы.

Выстрелы больше не раздавались. За небольшим леском, где мы устроили ловушку, была низина, а дальше – маленький холм, не холм даже, так, пологий земляной горб. Приставив к плечу покрытый беличьим мехом затыльник приклада «махновки», я поднялся по склону и тогда услышал шум моторов вдали. По звуку судя, ехали мотоциклы.

На вершине холма стоял сарай–развалюха, окруженный высокими лопухами. Покосившиеся стены, крыша в проломах. Под ней мы и разбили стоянку. Здесь никогда никто не бывал, кроме нас, сколько мы сюда не приходили, ни разу ни одного человека не видели, и следов тоже. Когда много охотишься в одной местности, образуются какие-то точки, которые используешь для стоянок чаще других, подходящие тебе по различным причинам: доступность, безлюдность, обзор, безопасность… Сарай на холме у дубравы был одной из них.

«Махновка» легкая, всего два с половиной кило. Спусковой крючок у нее слишком короткий, но я к нему привык, палец плотно лежал в выемке. К тому же неудобная пистолетная рукоять ТОЗа давно была заменена на более комфортную, от «Сайги». Плюс – у ТОЗа при сложенном прикладе автоматически запирается спуск и стрелять нельзя, но в этом ружье мы кое-что подправили, теперь вести огонь можно было даже со сложенным прикладом, и это уже пару раз спасало мне жизнь.

Выставив вперед ствол, я шагнул к пролому в торцевой стене сарая. Заглянул.

Засосало под ложечкой, волна холода сбежала вдоль позвоночника. В сарае никого не было. Никого и ничего, то есть вообще – ни скаток, ни свертка с палаткой, ни рюкзака. Сквозь дыры в крыше падали столбы света, озарявшего большое помещение с дощатым полом. Из щелей проросла трава, по углам груды земли, в центре сарая – почерневший лист железа для костра, с кучей углей и золы.

Лес забери! Куда напарник делся?! Неприятные мысли полезли на ум, я вспомнил байки про исчезнувших людей, которых какие-то странные твари утаскивают к себе в Лес, вспомнил про Боярку – городок под Киевом, где, говорят, в один непрекрасный день пропали все жители, причем ни крови, никаких следов боя, ничего от них не осталось…

Но тут кровь есть. Вон влажные темные пятна на стене возле пролома, зияющего в другом конце сарая. Напряженно поводя из стороны в сторону стволом «махновки», я прошел к пролому и выбрался наружу.

Лопухи были смяты и сломаны. Я побежал, выскочил с другой стороны зарослей – и увидел далеко–далеко посреди большущего луга едва различимые машины. Что это там, вроде, пара мотоциклов с чем-то побольше… квадроцикл, нет? Бинокль бы! Но нет у меня ни бинокля, ни снайперского прицела, ни черта такого нет, — а оно эх как сейчас бы пригодилось! Невооруженным глазом разглядеть подробности не удалось, к тому же позади тачек в воздухе расплывалось серое пятно выхлопов. Почудилось только, что на одном из байков маячит нечто алое, вроде ездок был в красном плаще или рубахе.

На краю луга обнаружились колеи со следами шин, и я, присмотревшись, решил, что помимо двух мотоциклов здесь побывал еще трицикл. Всякой колесной техники не так много в округе, в смысле, той, что на ходу. Напряг с топливом – где его взять? Бензин за несколько лет теряет свои свойства, легкие фракции испаряются, как плотно ни закупоривай канистры с цистернами. Дольше хранится топливо с низким октановым числом, но и его теперь, спустя десяток лет после Пандемии, достать сложно. Хотя бензин восстанавливают спец–добавками, но их хрен где достанешь. Есть еще, конечно, соляра, она стоит дольше, особенно если хорошо закрыта, но и ее не так просто найти. Поэтому, хотя брошенного транспорта в округе полно, ездят на нем немногие.

На мотоциклах предпочитают передвигаться кочевники Черного Рынка. Байкеры. Трициклов я среди их автопарка раньше не замечал. Хотя не такой уж я следопыт, мог и ошибиться, но судя по колеям, все же не ошибся. Трицикл – редкость, по нему можно будет найти эту банду. Наверное.

От беготни сильно разболелась нога. Прихрамывая, я вернулся в сарай и присел возле кострища.

Бригада байкеров вполне могла, случайно обнаружив нашу стоянку, позариться на снарягу и припасы. Но они бы убили Миху. Или бросили здесь раненого, хотя скорее все же убили, чтоб не оставлять за спиной потенциального мстителя. Кочевникам просто незачем увозить моего напарника с собой — ни живого, ни мертвого.

Так почему они забрали его? Я начал вставать, чтобы снова выйти наружу и обыскать округу, вдруг тело Михаила лежит в зарослях, но заметил, как что-то блеснуло под краем железного листа. Запустил туда пальцы и достал кулон на титановой цепочке.

Нахмурившись, повертел в руках. К этой штуке я до сего момента ни разу не притрагивался. Не мог кулон просто так слететь с шеи Михи и попасть под лист. Скорее, когда кочевники наскочили, напарник его с себя сорвал и сунул туда. Спрятал, чтоб им не достался. И, возможно, чтобы я нашел. Он ведь понимал, что я буду тут осматриваться, пытаясь сообразить, как всё случилось. Я потер лоб. Выстрелов было четыре, и сколько их сделал Михаил из своей «тигры», неизвестно. Наверное, его ранили. И – раненого – схватили, потому что вряд ли он добровольно пошел бы с кочевниками. Схватили, скрутили и увезли. Но напарник оставил мне кулон.

Я еще раз оглядел его.