Джеймс Госс Мертвецы зимы
Dead of Winter by James Goss

Что Эми забыла

ТАРДИС терпела аварию. Главным признаком этого было то, что пол накренился под 60-градусным углом. Я знала это, так как на это указал Доктор.

— 60 градусов! — воскликнул он радостно, словно приветствуя старого друга. — Эми, это серьезно!

Я усмехнулась, но затем заметила выражение лица мужа. Рори стоял, прижавшись к стулу, и жаловался. Жаловался в стиле: «О Боже, ты не говорила, что это японский ресторан!» У моего мужа лицо такого типа, которое лучше всего выглядит, когда он встревожен. С тех пор, как мы путешествуем в ТАРДИС, он тревожился неоднократно.

— Успокойся! — крикнула я. — Мы уже сталкивались с подобным креном в 60 градусов, не так ли, Доктор?

— О да, много раз! — согласился Доктор, перекрывая шум двигателей ТАРДИС, похожий на шум терпящего аварию паровоза. — Ну может, и не в 60 градусов. И не так часто. — На консоли управления вспыхнуло небольшое пламя.

— Хм… — вздохнул он печально. — Темпоральные соединения горят… Ну, а чего ты ожидала? 60 градусов — это действительно серьезно.

— Правильно! — проворчал Рори достаточно громко, чтобы перекрыть шум взрывающейся машины времени.

Доктор обреченно обвил руками гигантскую прозрачную колонну в сердце ТАРДИС. Она светилась нездоровым светом. Если бы ТАРДИС была девушкой на выданье, я бы сказал, что еще 30 секунд — и она разрыдается. — Держись, старушка! — прошептал Доктор. Вокруг его рук поднимался пар. — Хватайтесь за что-нибудь! — прокричал он нам.

Рори хотел было ответить: «Но я и так держусь…», как вдруг вся внутренность ТАРДИС совершила немыслимый кульбит. Комната завертелась как барабан стиральной машины, разбрасывая во все стороны мебель, книги и инопланетные приборы, и наконец, замерла. Вверх тормашками.

— Превосходно! — прохрипел Доктор. — Какой прекрасный у нас потолок. Забавно, что мы не ценим красоту потолка, до тех пор, пока не повиснем в двадцати футах над ним.

Я висела, вцепившись мертвой хваткой в какой-то прибор с консоли управления ТАРДИС. Казалось, он был сделан из старого банджо. Я надеялась, что он не был чем-то важным. Я чувствовала, как он трещит под моей тяжестью.

— Почему это происходит? — крикнула я.

— Угу! — поддакнул Рори. Я вдруг поняла, как далеко он был от меня, вцепившись в перила лестницы.

Доктор серьезно взглянул на нас. «Не могу сказать точно, не в данный момент», — ответил он. Он все еще висел вниз головой, как одетый в твид богомол, прижавшись к колонне, которая сейчас была окрашена в неправильный красный цвет. «Могу сказать вам только, что мы все еще терпим бедствие, и что временной ротор довольно сильно нагревается». Он посмотрел на меня. «Прости, не могла бы ты дотянуться до кабеля программного передатчика, Понд?» Он помолчал и повторил громче: «Кабель программного передатчика».

— Кричи сколько угодно, — сердито уставилась на него я. — Мне все равно не станет понятнее, что ты имеешь в виду.

— Хей-хо! — сказал Доктор, как-то умудрившись пожать плечами.

Взорвалось еще что-то, и корабль снова накренился. Вам знакомо это ужасное ощущение, когда ваш самолет попадает в зону турбулентности, и вы вспоминаете, что находитесь внутри тонкой металлической трубки, которая кувыркается в милях над землей? И здесь то же самое! Я могла лишь смотреть на большой экран, на котором было видно, как мы кувыркаемся во Временной воронке, словно перекати-поле в засуху.

— Неподалеку в пространственно-временном континууме явно происходит что-то нехорошее, — прокричал Доктор сквозь шум. — ТАРДИС ужасно любопытна — как милая старушка, которая не может не замедлить ход, чтоб поглазеть на ДТП на соседней улице. Проклятье.

— Это не замедление, — заметил Рори.

— Верное замечание, — согласился Доктор, прижимая ногой прибившийся к нему оторванный кабель. — В лучшем случае, это объясняет, почему где и когда бы мы ни приземлились…

— Это всегда заканчивается бедой! — хихикнула я.

Несмотря ни на что, я веселилась. Плюс от путешествий с Доктором — рядом с ним ты забываешь о том, что под тобой нет страховочной сетки. Достаточно было одного взгляда на него, на восторг в его глазах, улыбку на его лице, на его тщетные попытки удержаться на плавящейся колонне, чтобы я перестала волноваться. «О Доктор, — подумала я, — я никогда тебя не забуду». Это прозвучало немного иронически.

На консоли начал звонить старомодный будильник, маленький медный молоточек бил по крошечному колокольчику снова и снова.

— Что это?! — крикнул Рори.

— Датчик сближения! — простонал Доктор, наконец, отцепившись от колонны. — Что означает…

Мы упали.

Письмо Марии

Сент-Кристоф,

4 декабря 1783

Дорогая мама! О, мне так скучно и холодно. Лето кончилось, и со мной больше некому играть. Мне уже гораздо лучше, спасибо большое, и когда же ты наконец приедешь за мной? Я так долго жду возвращения в Париж. Я скучаю по папе, по щенятам (на этой неделе я решила назвать их Антонием и Клеопатрой — ну разве это не забавно?), и конечно, больше всего я скучаю по тебе.

Кажется, прошла вечность с тех пор, как мы виделись с тобой в последний раз. Уверена, ты приобрела несколько чудесных новых платьев для меня. Боюсь, мои выглядят просто ужасно — здешняя прачка стирает хуже, чем Элоиза в самом дурном расположении духа. Поэтому, пожалуйста, расскажи мне, как выглядят новые платья, и не купили ли мы новых лошадей?

Клиника Доктора Блума выглядит так же, как и летом, разве что стало темнее и холоднее. Сейчас здесь тебе не понравится. Здесь почти нет солнца, и постоянно идет дождь. В комнатах сыро, и факелы чадят, заставляя пациентов надсадно кашлять.

Ты узнаешь, что люди здесь истощены и избегают разговоров. Единственное новое лицо — толстый англичанин, который громко бранит Доктора Блума и на всё жалуется. Милого Принца Бориса заперли в его палате. А остальные такие тихие и скучные. Мне не очень-то хочется с ними общаться.

Я имела в виду, мамочка, что мне не нравится с ними общаться. Конечно, они все очень больны, и их не следует беспокоить без особой необходимости, я знаю, но… теперь они стали другими.

Если хочешь, я скажу тебе, как именно они изменились. Но перед тем как скажу, я должна попросить тебя не бояться за меня. Может быть, то, что я собираюсь рассказать, тебя напугает, я бы не хотела этого.

Доктор Блум продолжает курс лечения свежим морским воздухом самых тяжелых больных — помнишь, как это было летом? Вереницу нянечек, выкатывающих их на колясках на берег и оставляющих их там? Ну, все так же, даже зимой. Мадам Блум