поздно.
Глава 23
Прошла неделя. Неделя, за которую потрясенная страна пыталась прийти в себя. Юма была объявлена зоной национального бедствия, и в город потекли добровольцы и пожертвования еще до того, как были преданы земле тела погибших. Конгресс провел собственное расследование произошедшего, но в окончательном отчете, когда он лег на стол президента, ни на одной из шестнадцати тысяч страниц не говорилось о том, что на рождество главнокомандующий отдал приказ сбросить ядерную бомбу на американский город.
Эта печальная страница истории Соединенных Штатов не был занесена в анналы, и поэтому лишь горстка людей знала о том, что Юму спасло лишь телевизионное обращение ныне покойного Бартоломью Бронзини. И еще, из-за этого упущения дебаты, разгоревшиеся вокруг подлинной роли Бронзини в Битве за Юму так никогда и не были прекращены.
Постепенно, страна возвращалась к нормальной жизни. Первого января отмечался Новый год, и пришедшее с ним новое десятилетие, и, хотя обычные торжества не были на этот раз такими пышными, никто не встречал этот праздник с такими глубокими чувствами, как жители Юмы, штат Аризона, где многие американцы впервые по-настоящему узнали, что значит быть свободными.
* * *
В первый день наступившего нового года, Римо Уильямс открыл глаза. Он увидел перед собой белоснежный потолок отдельной палаты в санатории Фолкрофт. В голове его царила такая же девственная пустота.
В первый момент врач подумал, что глаза открылись лишь под воздействием бессознательного рефлекса – его пациент находился в коме уже целую неделю.
Проверив реакцию зрачков, он бросился к телефону и вызвал доктора Харолда У.
Смита.
Войдя в палату, Смит первым делом тактично выпроводил врача, и, лишь когда тот удалился, присел к кровати, на которой лежал Римо, отметив, что ужасные синяки, покрывавшие его шею, уже начали проходить. Обращенный на доктора взгляд Римо то и дело затуманивался.
– Смитти, – хрипло проговорил Римо.
– Что ты помнишь? – прямо спросил Смит.
– Падение. У меня не сработал парашют. Я пытался уменьшить вес, чтобы спланировать, и у меня почти что получилось, но потом я допустил ошибку.
– Какую же?
– Открыл глаза. До этого момента, все шло замечательно. А потом пустыня словно обрушилась на меня. После этого, помню только темноту.
– Тебе сильно повезло, что ты остался в живых. На шее оказалось всего лишь растяжение связок. Поразительно, как ты ухитрился ее не сломать, – Все просто. Я всего лишь упал лицом вниз. А где Чиун?
– Я сообщил ему, скоро он будет здесь. Римо, есть несколько вещей, о которых ты должен узнать...
Упираясь обеими руками в матрас, Римо, кряхтя, попытался приподняться.
– Какие именно?
Прежде, чем Смит успел ответить, в комнату проскользнул Мастер Синанджу. На нем было простое голубое кимоно без рисунка.
Римо слабо улыбнулся.
– Привет, Папочка. Знаешь, по дороге на съемки со мной приключилась странная штука.
Суровое лицо Чиуна тут же смягчилось, но затем, как только он увидел под стоявшей на столе маленькой елкой бирюзовую коробочку, застыло снова.
– Давно он пришел в себя? – спросил Мастер Синанджу у Смита.
– Всего лишь пару минут.
– И так и не удосужился открыть подарок, который я так заботливо для него приготовил? – с раздражением заметил Чиун.
– Подарок? – недоверчиво переспросил Римо.
– Да, неблагодарное ты существо! – ответил Чиун, подходя к елке. Взяв коробочку, он вручил ее своему ученику, подставившему сложенные ладони.
– Совсем легкая, – заметил Римо, взвешивая на руке подарок.
– В ней находится поистине бесценный дар, – заверил его Чиун.
– Правда? – спросил Римо, пытаясь усесться повыше. – А Рождество уже наступило? Можно его открыть?
– Рождество прошло неделю назад, – сообщил ему Смит.
– Я отключился на целую неделю! Ничего себе, вот это был прыжок!
– Возможно, это всего лишь очередное проявление лени, свойственной тебе, как белому, – спокойно предположил Чиун.
– Рад слышать, что праздничное настроение не окончательно подпортило то сочувствие, с которым ты обычно относишься к ближним, – сухо заметил Римо.
– Пока ты бездельничал, валяясь в постели, – продолжал Чиун, – я пытался объяснить твоему императору, что, несмотря на проваленное задание, винить тебя все-таки не стоит. Действительно, теперь я вынужден снова сопровождать тебя, но...
– Проваленное? – переспросил Римо.
– Бронзини мертв, – тихо сказал Смит.
– Что произошло? – ошарашенно проговорил Римо.
– Это долгая история, – ответил доктор. – Когда ты поправишься, я готов сообщить тебе все подробности. Сейчас же достаточно сказать, что Бронзини стал национальным героем.
– Правда?
– Он спас город.
– В самом деле?
– Но об этом никто не должен знать, – поспешил предостеречь Смит.
– Что ж, буду нем, как рыба. По правде говоря, этот парень мне не слишком понравился.
– Наверное, ты не успел узнать его как следует.
– Вообще-то, я видел Бронзини только мельком, – признался Римо. – Он показался мне самодовольным болваном.
– Вполне возможно, – согласился Смит. – У Барта был противоречивый характер.
– Кстати, – добавил он, поворачиваясь к Чиуну, – только что были обнародованы результаты вскрытия Немуро Нишитцу. Судя по всему, он умер от отека верхних дыхательных путей, спровоцированного обычной простудой.
Насколько я помню, вы сообщили, что устранили его собственноручно.
– Кто такой Немуро Нишитцу? – поинтересовался Римо, но ответа так и не получил.
– Я уже рассказал вам, что этот Бартоломью Бронзини в предыдущем воплощении на самом деле был Александром Македонским? – спросил в ответ Чиун.
– Кем? – взорвался Римо.
– Не могу сказать, что успел свыкнуться с этой мыслью, – сказал Смит.
– Тем не менее, это правда. И один из моих предков отправил его на тот свет.
– Насколько я помню, Александр умер от малярии.
– Да, именно так записано в исторических хрониках. Но правду о настоящей судьбе Александра можно найти лишь на страницах Летописи Синанджу, и состоит она в следующем...
– Неужели мне придется это выслушивать? – с кислой миной спросил Римо.
– Я ведь, все-таки, болен.
Лицо Чиуна раздраженно скривилось.
– Это чрезвычайно поучительная история, – назидательно заметил он.
– Именно эти слова я слышал все тридцать раз, когда ты мне ее рассказывал, – простонал Римо, скрещивая на груди руки.
– На этот раз я обращался не к тебе, а к Смиту, – парировал Чиун, несмотря на то, что даже прослушав мой рассказ тридцать раз, ты так и не оценил всей его красоты.
– Увы, эстетические переживания, связанные с малярией, навсегда останутся