- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (73) »
благодарю вас, сеньор Аспьяцу, - японец еще раз отдал поклоны всем присутствующим - низко блондину и суховато черноволосому - и быстро покинул комнату.
Брюнет, закрыв за ним дверь, встал лицом к ней. Высоко подняв руки и согнув пальцы, он прошелся, как по клавиатуре, по верхней кромке косяка. Затем медленно развел руки по сторонам его.
Человек в белом, отойдя, остановился спиной к дверному проему, пока блондин, присев на корточки, осматривал тыльную поверхность столешницы. Промяв расписанные белым и коричневым подушки на стульях, он снял их с бамбуковых сидений и отбросил в сторону. Собрав воедино все татами, он тщательно промял травянистую структуру каждой из них.
Встав на колени, он засунул голову под стол и внимательно осмотрел каждую из ножек. Пригнувшись еще ниже, вывернувшись, он внимательно осмотрел все детали столешницы, обращенной к полу.
Покончив с этим, он вылез из-под стола и привел стулья в прежний вид, придав каждой из спинок тот угол, что и был задан им раньше, после чего пригляделся к ним с тыльной стороны.
Человек в белом прохаживался по комнате, расстегивая пиджак. Поставив было свой чемоданчик на пол, он осторожно поднял его и пристроил на подлокотнике кресла, и сел сам, вытянув ноги в специальном углублении под столом.
Блондин поправил спинку сидения.
- Danke, - сказал человек в белом.
- Bitte, - ответил блондин, после чего занял место у стенки рядом с дверным проемом.
Человек в белом стянул перчатки, с удовольствием рассматривая стол перед собой. Черноволосый с воздетыми руками медленно, боком, продвигался к дверному проему между двумя помещениями, неторопливо исследуя каждый сантиметр плинтуса.
Раздался легкий стук в двери; блондин повернулся в ту сторону, как и черноволосый, тут же опустивший руки. Прислушавшись, блондин открыл двери, пропустив официантку в розовом кимоно, которая, отпуская поклоны, доставила в комнату поднос. Ее ножки в белых носках прошуршали по татами.
- Ага! - с удовольствием воскликнул человек в белом, складывая перчатки. Выражение энтузиазма на лице тут же покинуло его, когда женщина, склонившись перед ним, взяла со стола салфетку и палочки для еды. - И как же тебя зовут, дорогая? - с наигранной веселостью спросил он.
- Цуруко, сеньор, - официантка опустила поднос.
- Цуруко! - широко открытыми глазами он посмотрел на своих спутников, словно приглашая их разделить свое удивление при таком неожиданном открытии.
Официантка, поставив напиток, поднялась из полусогнутого положения и сделала шаг назад.
- Пока не появятся мои гости, Цуруко, я не хочу, чтобы меня беспокоили.
- Да, сеньор, - повернувшись, она на полусогнутых ногах покинула комнату.
Блондин закрыл за ней двери и занял свое место около них. Черноволосый, повернувшись, продолжил исследование обшивки.
- Цу-ру-ко, - сказал человек в белом, подтягивая к себе поближе кейс. По-немецки он продолжил:
- Если она считается хорошенькой, что тогда представляют собой другие?
Блондин лишь насмешливо хмыкнул.
Человек в белом кончиком пальца набрал номер на кодовом замке чемоданчика и откинул его крышку. Положив в него сложенные перчатки, он порылся среди пачек бумаги и конвертов, и извлек из их гущи тонкий журнальчик - «Ланцет», английский медицинский журнал. Он положил его на стол рядом со своей тарелкой. Рассматривая обложку, он вынул из нагрудного кармана потертый очечник, и извлек из него очки в черной оправе. Расцепив дужки, он водрузил их на нос, вернул очечник на место и разгладил аккуратно подстриженные усики. Кисти рук у него были маленькие, розовые и чистые, как у младенца. Из другого внутреннего кармана появился плоский золотой портсигар, на котором была выгравирована длинная надпись.
Блондин стоял на том же месте, у дверного проема. Черноволосый, исследовав стены, принялся за пол, за дополнительный столик и за стулья, хотя они были уже осмотрены. Вытащив на середину комнаты один из столиков, он вскарабкался на него и маленькой хромированной отверткой принялся отвинчивать шурупы, крепящие плафон к потолку.
Человек в белом продолжал читать «Ланцет», попивая доставленный ему «Дюбонне» и куря сигарету. Время от времени он с легким присвистом втягивал воздух в щербинку между верхних зубов. Порой он удивлялся прочитанному. А однажды даже воскликнул по-английски:
- Вы абсолютно неправы, сэр!
Гости появлялись один за другим в пределах четырех минут: первый положил шляпу, не выпуская из рук атташе-кейса, без трех минут восемь, а последний - в одну минуту девятого. Когда каждый из прибывших проходил вереницу кланяющихся и приседающих японцев, его у подножия лестницы вежливо встречал блондин; обменявшись с гостем несколькими словами, он показывал ему путь наверх, где брюнет стоял у шеренги обуви у открытых дверей. В помещении собралось шесть элегантно одетых деловых людей, нордического типа; оставшись в носках, они вежливо раскланивались друг с другом и по-испански или по-португальски представлялись мужчине в белом. - Игнасио Каррера, доктор. Польщен встречей с вами. - Хеллоу! Вы ли это? Увы, не могу подняться. Прикован к месту. Это Хосе де Лима из Рио. Игнасио Каррера из Буэнос-Айреса. - Доктор? Я Хорхе Рамос. - Друг мой! Ваш брат был моей правой рукой. Простите, что принимаю вас сидя: я в ловушке. Игнасио Каррера из Буэнос-Айреса, Хосе де Лима из Рио. Хорхе Рамос, здешний, из Сан-Пауло. Двое из гостей оказались старыми друзьями, обрадовавшимися встрече. - В Сантъяго! Куда же вы делись? - В Рио! Еще один вошедший попытался представиться, щелкнув каблуками, что у него не получилось: - Антонио Паз, Порто-Аллегре! В согбенных позах они разместились вокруг стола, подшучивая друг над другом из-за сковывавшего их неудобства и даже постанывая; рядом с каждым находился портфель или дипломат; потряхивая, они раскрывали салфетки, раскладывая их на колени, и называли грациозно приседающей официантке свои любимые напитки. Плосколицая Цуруко положила рядом с каждым из гостей исходящие паром горячие полотенца - вытирать руки. Постепенно присутствующие все реже стали прибегать к испанскому и португальскому, которые стали уступать место немецкому; все чаще стали слышны немецкие имена. - О, я же знаю вас. Вы служили у Штангля, не так ли? В Треблинке? - Никак вы сказали «Фарнбах»? Моя жена урожденная Фарнбах, из Ленгена, что рядом с Франкфуртом. Подали напитки и маленькие тарелочки с закусками - крохотные креветки и шарики измельченного мяса. Человек в белом продемонстрировал изощренное искусство владения палочками. Те, кто умели
Гости появлялись один за другим в пределах четырех минут: первый положил шляпу, не выпуская из рук атташе-кейса, без трех минут восемь, а последний - в одну минуту девятого. Когда каждый из прибывших проходил вереницу кланяющихся и приседающих японцев, его у подножия лестницы вежливо встречал блондин; обменявшись с гостем несколькими словами, он показывал ему путь наверх, где брюнет стоял у шеренги обуви у открытых дверей. В помещении собралось шесть элегантно одетых деловых людей, нордического типа; оставшись в носках, они вежливо раскланивались друг с другом и по-испански или по-португальски представлялись мужчине в белом. - Игнасио Каррера, доктор. Польщен встречей с вами. - Хеллоу! Вы ли это? Увы, не могу подняться. Прикован к месту. Это Хосе де Лима из Рио. Игнасио Каррера из Буэнос-Айреса. - Доктор? Я Хорхе Рамос. - Друг мой! Ваш брат был моей правой рукой. Простите, что принимаю вас сидя: я в ловушке. Игнасио Каррера из Буэнос-Айреса, Хосе де Лима из Рио. Хорхе Рамос, здешний, из Сан-Пауло. Двое из гостей оказались старыми друзьями, обрадовавшимися встрече. - В Сантъяго! Куда же вы делись? - В Рио! Еще один вошедший попытался представиться, щелкнув каблуками, что у него не получилось: - Антонио Паз, Порто-Аллегре! В согбенных позах они разместились вокруг стола, подшучивая друг над другом из-за сковывавшего их неудобства и даже постанывая; рядом с каждым находился портфель или дипломат; потряхивая, они раскрывали салфетки, раскладывая их на колени, и называли грациозно приседающей официантке свои любимые напитки. Плосколицая Цуруко положила рядом с каждым из гостей исходящие паром горячие полотенца - вытирать руки. Постепенно присутствующие все реже стали прибегать к испанскому и португальскому, которые стали уступать место немецкому; все чаще стали слышны немецкие имена. - О, я же знаю вас. Вы служили у Штангля, не так ли? В Треблинке? - Никак вы сказали «Фарнбах»? Моя жена урожденная Фарнбах, из Ленгена, что рядом с Франкфуртом. Подали напитки и маленькие тарелочки с закусками - крохотные креветки и шарики измельченного мяса. Человек в белом продемонстрировал изощренное искусство владения палочками. Те, кто умели
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (73) »