прямо на палубе или писали за борт — зачастую против ветра! Судно превратилось в плавающую клоаку.

На борту были и пассажиры — несколько арабских женщин с детьми, разочаровавшихся в метрополии и возвращавшихся на родину. Когда я спросил, почему они путешествуют вместе с нами, они объяснили, что наш пароход идет четвертым, дешевым, самым низшим классом. То, что мы оказались пассажирами четвертого класса, не вызывало сомнений. То, что этот четвертый класс низший, — тоже: пятый был бы недопустим даже по французским меркам.

Море не успокаивалось весь день, мучения продолжались. Подали что-то вроде еды, но почти никто к ней не притронулся. В конце концов мы кое-как добрались до Орана. Вряд ли отцы-пилигримы, прибыв в Америку, с большей радостью ступили тогда на твердую землю.

Нас погрузили в грузовики и довезли до лагеря, где каждый получил по миске супа. Вечер был холодный, и суп пришелся кстати. Уже в полночь нас посадили в разболтанные вагоны со сломанными деревянными скамейками, и мы медленно тронулись во тьму, держа курс на юг, в Сиди-бель-Аббес, где находится штаб-квартира Иностранного легиона.

14 марта 1960 г.

В Сиди-бель-Аббес мы прибыли в три часа ночи — не самое удачное время. Но особой усталости никто не испытывал, — очевидно, мы уже свыклись с ней.

На станции нас встретил сержант — первый из настоящих легионеров. Ему удалось кое-как построить нас и провести маршем по ночным улицам, скудно освещенным желтыми фонарями. Мы даже выглядели при этом почти как солдаты — призрачные фигуры в бесформенных шинелях, нарушающие топотом тяжелых ботинок предутреннюю тишину под равномерные гортанные выкрики сержанта, отсчитывающего шаги.

Я очень хорошо помню, что чувствовал, шагая тем утром по пустынным улицам Сиди-бель-Аббеса. Во всем этом было, несомненно, нечто романтическое. Возможно, я ощущал и холодок страха, но любопытство заглушало его. Примерно то же самое я испытывал в свой первый день в закрытой школе: ты брошен на произвол судьбы и оттого немного несчастен. Но преобладала над этими смешанными чувствами уверенность, что я нахожусь там, где надо, и делаю то, что надо. Пожалуй, впервые в жизни я отправился в самостоятельный путь. Это было похоже на то, как будто летишь с горы на машине со все возрастающей скоростью, понимая, что тормозить надо было еще в Париже, а теперь — поздно. Но я почему-то был уверен, что все будет хорошо, я справлюсь.

Наконец мы дошли до лагеря, имевшего наименование «СР-3». Распахнулись большие железные ворота. Перед нами были часовые в белых кепи, с пистолетами-пулеметами «стен». Мы пересекли большой двор и оказались в бараке. Путешествие было окончено. Нас предоставили самим себе, и, повалившись на бетонный пол, мы отдались во власть сна.

Казалось, прошло всего несколько минут, когда дверь вдруг распахнулась и капрал заорал, чтобы мы выходили из барака. Снаружи нас встретила темнота и пронизывающий холод. Нам разлили по кружкам кофе из гигантского котла. Такого восхитительного кофе мне никогда еще не доводилось пить — и никогда больше не доведется. Вместе с кофе нам выдали по ломтю хлеба и куску холодного незасоленного бекона, после чего нас построили и обыскали. У меня отобрали записную книжку с адресами и конверт с географической картой Алжира. В этом было что-то зловещее, словно отрезали все пути, по которым ты мог вернуться домой.

Затем последовал горячий душ — впервые за две недели, — и это было очень здорово. Горячая вода отчасти сняла напряжение, в котором мы пребывали.

Здешние казармы не имеют ничего общего с тем, что мы видели в форте Сен-Николя. Повсюду идеальная чистота. В помещении свежий воздух, койки расставлены свободно и очень удобны. В умывальнике ни пятнышка грязи. Нам выдали новую хлопчатобумажную форму и ботинки. Наше моральное состояние сразу улучшилось. Чувствуешь себя человеком, а не какой-то вошью. Все повеселели и держатся уже свободнее. Такое ощущение, будто мы проснулись после недельного сна. Люди стали разговорчивее, я расширяю свой запас французских и немецких слов. В толпе появляются знакомые лица, и некоторые из них даже улыбаются!

Только что был проведен аппель (вечерняя поверка). Мы стоим по стойке «смирно», после переклички сержант проверяет, все ли в порядке, и на этом все заканчивается, мы можем спать. Наконец-то!

15 марта 1960 г.

Побудка в 5.00. Умывание холодной водой, бритье, завтрак — примерно такой же, как вчера. Кофе, однако, уже не кажется таким вкусным! После завтрака нас посадили на грузовики (мы уже привыкаем к жизни на колесах) и отвезли в карьер, где добывают песчаник. Там мы весь день махали кирками и кидали лопатами песок. Ледяной ветер вздымал тучи песка, так что работка была не из приятных. И все время над нами стоял сержант с автоматом. Трудно сказать зачем: то ли для защиты в случае внезапного нападения врага, то ли для того, чтобы у нас не возникало мыслей о побеге.

Во время короткого перерыва на обед мы подкрепились сардинами с хлебом, после чего продолжали работать до вечера, когда нас отвезли в лагерь. Поездка туда и обратно дала возможность взглянуть на Сиди-бель-Аббес. Европейцы здесь — почти все без исключения военные. Арабы представляют интересное зрелище. Женщины с ног до головы закутаны в белые одежды, только черные ресницы видны, но наблюдательный человек может заметить и пятки с татуировкой. Мужчины одеты в тряпье: мешковатые брюки и джеллаба — балахоны с огромными капюшонами, похожие на ковры. Они сидят группами на корточках у дороги и таинственно шепчутся о чем-то (возможно, лишь тогда, когда наши грузовики останавливаются около них). Периодически они сплевывают черный жевательный табак.

Мальчишки гоняют по улицам стада овец и коз, военные грузовики застревают в этих пробках и без толку сигналят, требуя, чтобы им уступили дорогу. В центре города чисто, построены привлекательные современные магазины из желтого песчаника. Много баров, что свидетельствует о наличии страдающего от жажды военного населения. Нас, новобранцев, по-видимому, не будут выпускать в город еще месяца два, так что с местными достопримечательностями мы познакомимся позже.

Девять дней спустя

Трирс по горло сыт всем этим и хочет уволиться.

Мы готовимся к переезду в Маскару, городишко в ста пятидесяти милях к востоку, где будет проводиться инструксьон, наша начальная военная подготовка. Существуют два центра инструксьон — один в Сайде, другой в Маскаре, — и нас разделят, соответственно, на две группы. В районе Маскары, по слухам, довольно неспокойная обстановка. А вообще, если послушать, что говорят об этой инструксьон, то