- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (201) »
Анна Арнольдовна Антоновская
Великий Моурави
Роман-эпопея в шести книгах
Книга пятая
Базалетский бой
--------------------------------------------------------------------
---------------------
Книга: А.Антоновская. "Великий Моурави". Книга пятая
Издательство "Мерани", Тбилиси, 1980
Стихи и комментарии Бориса Черного
OCR: Zmiy (zmiy@inbox.ru), SpellCheck: Лазо, 16 августа 2002 года
--------------------------------------------------------------------
---------------------
Содержание
Базалетский бой
Часть восьмая
Словарь-комментарий
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
НАЧАЛО КОНЦА
Червоно-багряные завесы листьев неподвижны над сонной землей. Ранняя
осень 313 года XIV круга хроникона.
Словно застыли в густом синем мареве купола, вокруг храмов шатры, а над ними
перистые облака. Опоясанные
фруктовыми садами, дремлют долины. И холмы Грузии опалены огненным диском, и
обессилели реки, и застыли озера, как
глаза сраженных великанов.
Само время неподвижно, будто законченная страница летописи, брошенная в
глубокую нишу. Но тишина
обманчива: вот-вот сорвется, налетит, сметет! Подкрадываются буйные ветры, они
обломают уступы скал.
Надвигается смерч!
Где-то за остроконечной вершиной клокочут, вырываясь на простор,
вспененные воды. Еще миг, и,
низвергнувшись с отвесного утеса, помчатся они вниз, увлекая за собой обломки
камней, вековые дубы и молодые, только
начавшие жить лиственницы.
Не обуздать ли стихию мчится одинокий всадник? Тогда почему он внезапно
замер на крутой тропе, ясно ощутил
приближение небывалой грозы - грозы, готовой потрясти царство и народы! И, как
молния, пронзила всадника мысль о
непоправимом, уже содеянном стихией.
Взлетевшая на вершину тропа круто обрывалась над бездной. И казалось, в
эту бездну хотелось всаднику сбросить
непомерную тяжесть, сдавившую грудь, рассеять, как туман, тяжелые думы, ибо
жизнь есть жизнь, и нет пощады тому, кто
остановится хоть на миг: несущиеся следом не преминут сбросить, растоптать,
обогнать! Лишь раскатом грома пронесется
по ущелью безудержный хохот.
А разве судьба не впрягла в свою гремящую колесницу один белый день и
одну черную ночь? И разве не ждет
несказанная удача того, кто сумеет схватить под уздцы день, а бездонная печаль -
того, кого настигнет ночь?
Никто так, как Георгий Саакадзе, не знал, сколько неожиданностей таит в
себе необузданный день и как опасна
подстерегающая неудачника ночь. Так почему же он, прозванный "Великим",
позволяет одной и той же неисполнимой
мысли преследовать его на кручах жизни, не давая ни остановиться ночью, ни
мчаться за необузданным днем? Почему не
противится тому, что затемняет тропу к истине? Почему не свернет с заезженной
дороги на новый подъем?
Войско! Войско! Где взять войско! Не следует ли изыскать новые пути,
ибо в пройденных нет уже пользы...
А что нового в мечущихся князьях, которые подобны волнам, то набегающим
на берег, то откатывающимся в
бурлящую пучину? И все же другого исхода нет - войско у князей. Придется еще раз
повторить уже неоднократно
проделанное: угрозой или лестью выудить у князей войско.
Но с помощью какого сатаны можно убедить духовенство, что только щит и
меч преградят путь врагам?
И разве это сказано впервые?
Недоумевали в Метехи: почему Саакадзе не покоряется? Разве царь
примирится со своевольным? В чем черпает
силу Моурави?
"В чем? - всюду гремел голос Георгия Саакадзе. - В народе! Народ
непобедим! Можно разграбить ценности,
истребить войско, угнать жителей в плен, можно разрушить страну, но нельзя
потушить огонь очагов. Это незыблемо! Ибо
воля народа к жизни неугасима!"
Недоумевал и Хосро-мирза: почему Зураб, не связанный, как он и Иса-хан,
перемирием шаха с султаном, не
нападет на Саакадзе в Бенари? Видит властелин ада, князья ему в этом помогли бы!
Иса-хан думал иначе. По его мнению,
князья стоят на распутье и машут руками, словно аисты крыльями, и трудно понять
- приветствуя или угрожая.
А время вновь задержало бег и, то скидывая с себя голубые одежды,
пронизанные изменчивыми лучами, то
одеваясь в тучи, то в белые пушинки, то звеня звездами, как монетами, топталось
на месте. Алчное к золоту, подобно
продажной женщине, оно выжидало, кто дороже заплатит.
Зураб не недоумевал, он свирепел, ибо сколько ни сзывал князей на войну
с Саакадзе, сколько ни угрожал, они не
шли на риск. Зураб свирепел, но усмехался Саакадзе... Хищник, к счастью, не
понимает, что для того, чтоб подчинить
владетелей, не менее, чем он сам, строптивых, необходима особая игра: не
скупясь, уступать в мелочах, потворствовать
княжеской спеси, поддерживать мнение об их значимости, зная, что значимость -
мнимая, и неуклонно гнуть в сторону
интересов царства...
Зураб угрожал, а князья недоумевали: почему сами должны подкладывать
хворост под свои замки? Почему,
обладая несметным войском, Хосро-мирза и Иса-хан заперлись в Метехи?
Медлительность полководцев шаха вселяла сомнение в князей: устойчиво ли
царствование Симона? Тревога
охватывала владетелей замков: почему спокойно, подобно голодным мсахури, сидим
на тахтах в ожидании выпечки чуреков
в закрытых торне?
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (201) »