пе­реносице. — Это после перелома.

Но он тоже в долгу не остался, вывихнул ей плечо; в другой раз рассек губу. Причем дрались при детях.

Все пошло вразнос. Но пить он не бросил, да он уже и не мог остановиться, — его несло. Не подейст­вовали даже угрозы отца и брата Рокси. Те покля­лись вышибить ему мозги, если он не перестанет. За­бирай детей и уходи от него, советовали они Рокси. А та ни в какую: я создала эту проблему, я сама и най­ду из нее выход.

И снова пауза. Вижу, сгорбился Дж. П., вжался в стул. Взгляд его скользит за машиной, которая движется по дороге, отделяющей это место от подно­жья гор.

— Джэ Пэ, я хочу знать, чем кончилось. Рассказы­вай, — говорю я.

— Зачем? — пожимает он плечами.

— Давай, давай, так оно лучше, — уверяю я его. Я хочу сказать, лучше выговориться, чем копить в се­бе. — Давай, рассказывай, Джэ Пэ.

Сначала она решила найти себе парня, надеясь за­ново наладить жизнь. Рассказывая об этом, Дж. П. фыркает: мол, где уж замужней женщине, с хозяйст­вом и детьми, найти для этого время?

Я смотрю на него и глазам не верю. Ведь взрослый мужик.

— Было бы желание, — говорю я ему, — а время най­дется. Чего-чего, а времени на эти дела хватит.

Дж. П. кивает:

— Это уж точно.

В общем, узнал он про этого парня и — обезумел: сорвал с Рокси обручальное кольцо, чуть палец ей не оторвал, и кусачками на мелкие части! И смех и грех. Тогда они сильно поцапались. А утром, когда он ехал на работу, его задержала дорожная полиция за вождение в нетрезвом виде. Отобрали права. Больше работать было не на чем — не пешком же по заказам ходить! Ну и плевать, говорит он. Все равно пропадать: за неделю до того случая он упал с кры­ши, сломал большой палец. Мне, говорит, осталось только себе шею свернуть.

Теперь он загорает в заведении Фрэнка Мартина — ищет, за что бы зацепиться. Никто его насильно здесь не держит, как и меня, впрочем. Здесь никого не запирают — хочешь, уходи, но говорят, меньше недели не имеет, смысла, а по-хорошему, как здесь выражаются, — «настоятельно рекомендуют» — пол­месяца или месяц.

Я уже говорил, я здесь второй раз. Когда неделю назад я подписывал чек на недельный срок, — я ни­как не мог его подписать, дрожали руки, — Фрэнк Мартин заметил:

— Выходные — это всегда проблема. Может, на этот раз задержитесь у нас чуть подольше? Скажем, на пару недель? Почему не остаться на две недели? Подумайте, хорошо? Сейчас не надо решать, потом, после скажете.

Он прижал большим пальцем чек, и я поставил подпись. Потом я вышел в коридор — попрощаться со своей подругой.

— Ну пока, — кивнула она в ответ, и, пошатываясь, пошла к выходу.

Уже поздно, надо ехать, а тут еще дождь припустил. Проводив подругу до крыльца, я вернулся в коридор и встал у окна: отодвинув занавеску, я смотрю, как она уезжает. Уезжает на моей тачке, сильно выпившая. Правда, и я не лучше, так что ничего не поделаешь. Боковым зрением фиксирую кресло рядом с батареей и точно приземляюсь на мягкую подушку. Кто-то из сидящих в комнате поднимает голову, смотрит в мою сторону, потом опять утыкается в экран. Я сижу тихо, иногда смотрю, что показывают по телеку.

А ближе к вечеру случилось вот что: входная дверь распахнулась, и два рослых мужика буквально внесли в комнату, где мы смотрели телевизор, како­го-то парнишку — как я потом узнал, это был Дж. П. в сопровождении своих тестя и шурина. Держа пар­ня под локотки, эти двое рысью подбежали к столу Фрэнка Мартина, — старик вручил нашему доктору чек и зарегистрировал Дж. П. Потом они вдвоем бы­стренько отвели его наверх — не иначе как уложили в постель. Потому что и минуты не прошло, как оба были уже внизу и ринулись к выходу: видно было, что они хотели как можно быстрее убраться отсю­да, — сдать Дж. П. и умыть руки. Я их не виню — с ка­кой стати? Откуда мне знать, как бы я повел себя на их месте?

А через день, к вечеру, мы с Дж. П. встретились на крыльце: поздоровались за руку, поговорили о пого­де. Именно в тот день парень первый раз заметил, что у него дрожат пальцы. Уселись мы на крыльце, ноги задрали на перила: сидим себе, откинувшись на спинки стульев, будто про цыпочек своих разговари­ваем. Вот тогда-то Дж. П. и рассказал мне эту исто­рию.

Сегодня небо затянуло, на улице похолодало, но сидеть снаружи еще можно. На крыльцо, докурить сигару, выходит Фрэнк Мартин: на нем толстый сви­тер, до верху застегнутый на молнию. Роста он не­большого, коренастый. Голова вжата в плечи, воло­сы седые, курчавые. При его телосложении голова смотрится слишком маленькой. Он стоит, широко расставив ноги, скрестив на груди руки, зажав в зу­бах сигару. Стоит и смотрит вдаль, на горы по ту сто­рону долины, а сигара так и ходит у него во рту. Сто­ит как победитель: ему ли не знать, каковы ставки в этой игре?

Дж. П. сразу сникает, делается тише воды ниже травы. Я швыряю окурок в ведерко из-под угля, а сам смотрю вопросительно на своего напарника: тот только сильнее вжимается в стул. Сидит нахохлив­шись, подняв воротник. Какого черта? — недоуме­ваю я про себя. А Фрэнк Мартин делает затяжку и медленно провожает взглядом выпущенное кольцо дыма; потом, задрав кверху подбородок, выдает:

— В-о-о-н там — видите? — на той стороне долины Джек Лондон выстроил себе дом. Видите вон тот зе­леной холм? — как раз за ним. И что вы думаете? — спился Джек Лондон: алкоголь его доконал. А ведь он мог бы дать любому из нас сто очков вперед, но даже он не справился. Извлекайте уроки, парни.

Сказал и посмотрел на остаток сигары: все, вы­шла — он отбросил ее в ведерко. Потом, помолчав, добавил:

— Захотите почитать, пока вы здесь, — очень сове­тую взять одну его книжку, называется «Зов пред­ков». Слыхали? Она наша собственная. Это история про зверя, который наполовину собака, наполовину волк. Ну ладно — проповедь закончена.

Он поддернул штаны, оправил свитер и говорит:

— Все, я пошел. Увидимся за обедом.

— Рядом с ним чувствуешь себя тлей, — замечает Дж. П., когда тот скрылся. — При нем я кажусь себе тлей. Мотает головой. Потом вспоминает: — Джек Лондон — вот это имя! Мне бы такое! С таким-то именем...

Первый раз меня привезла сюда жена. Тогда мы еще были вместе, пытались что-то склеить. В об­щем, приехали сюда с ней, и, помню, она задержа­лась часа на два — о чем-то они с Фрэнком Мартином беседовали наедине. Потом она уехала, а утром он отвел меня в сторону и говорит:

— Думаю, мы вам поможем. Только вам нужно очень этого захотеть и постараться нас услышать.

Но я не знал, чем они сумеют мне помочь и суме­ют ли вообще. Одна моя половина ждала помощи, но ведь есть и другая половина.

На этот раз меня привезла сюда моя подруга. Это она сидела за рулем моей машины. Ехали по