кощунственно

перекореживать Евангелие? Был же ведь тут какой-то смысл...

Но то большинством нашей читающей публики и вовсе как

несущественное воспринимается. Литературные достоинства романа как бы

искупают любое кощунство, делают его даже незаметным – тем более что

публика настроена обычно если и не строго атеистически, то в духе

религиозного либерализма, при котором за всякой точкой зрения на что

угодно признается законное право существовать и числиться по разряду

истины. Иешуа же, возводивший в ранг Истины головную боль пятого

прокуратора Иудеи, давал тем самым своего рода идеологическое обоснование

возможности сколь угодно многого числа идей-истин подобного уровня. Кроме

того, булгаковский Иешуа предоставляет всякому, кто лишь пожелает,

щекочущую возможность отчасти свысока взглянуть на Того, перед Кем

Церковь склоняется как перед Сыном Божиим. Легкость вольного обращения с

Самим Спасителем, которую обеспечивает роман "Мастер и Маргарита"

(утонченное духовное извращение эстетически пресыщенных снобов),

согласимся, тоже чего-то стоит! Для релятивистски настроенного сознания

тут и кощунства никакого нет.

Впечатление достоверности рассказа о событиях двухтысячелетней

давности обеспечивается в романе Булгакова правдивостью критического

освещения современной действительности, при всей гротескности авторских

приемов. Разоблачительный пафос романа признается как несомненная

нравственно-художественная ценность его. Но тут нужно заметить, что (как

ни покажется то обидным и даже оскорбительным для позднейших

исследователей Булгакова) сама тема эта, можно сказать, открыта и закрыта

одновременно уже первыми критическими отзывами на роман, и прежде всего

обстоятельными статьями В.Лакшина (Роман М.Булгакова "Мастер и Маргарита"

// Новый мир. 1968. №6) и И.Виноградова (Завещание мастера // Вопросы

литературы. 1968. №6). Что-либо новое сказать вряд ли удастся: Булгаков в

своем романе дал убийственную критику мира недолжного существования,

разоблачил, высмеял, испепелил огнем язвительного негодования до nec plus

ultra (крайних пределов. – ред.) суетность и ничтожество нового

советского культурного мещанства.

Оппозиционный по отношению к официальной культуре дух романа, а

также трагическая судьба его автора, как и трагическая первоначальная

судьба самого произведения, помогли вознесению созданного пером

М.Булгакова на труднодосягаемую для любого критического суждения высоту.

Все курьезно осложнилось и тем, что для значительной части наших

полуобразованных читателей роман "Мастер и Маргарита" долгое время

оставался едва ли не единственным источником, откуда можно было черпать

сведения об евангельских событиях. Достоверность булгаковского

повествования проверялась им же самим – ситуация печальная. Посягновение

на святость Христа само превратилось в своего рода интеллигентскую

святыню. Понять феномен шедевра Булгакова помогает мысль архиепископа

Иоанна (Шаховского): "Одна из уловок духовного зла - это смешать понятия,

запутать в один клубок нити разных духовных крепостей и тем создать

впечатление духовной органичности того, что не органично и даже

антиорганично по отношению к человеческому духу" [9]. Правда обличения

социального зла и правда собственного страдания создали защитную броню

для кощунственной неправды романа "Мастер и Маргарита". Для неправды,

объявившей себя единственной Истиной. "Там все неправда", – как бы

говорит автор, разумея Священное Писание. "Я вообще начинаю опасаться,

что путаница эта будет продолжаться очень долгое время". Правда же

открывает себя вдохновенными прозрениями Мастера, о чем свидетельствует с

несомненностью, претендующей на безусловное доверие наше, – Сатана.

(Скажут: это же условность. Возразим: всякая условность имеет свои

пределы, за которыми она безусловно отражает определенную идею, весьма

определенную).

II.

Роман Булгакова посвящен вовсе не Иешуа, и даже не в первую очередь

самому Мастеру с его Маргаритой, но – Сатане. Воланд есть несомненный

главный герой произведения, его образ – своего рода энергетический узел

всей сложной композиционной структуры романа. Главенство Воланда

утверждается изначально эпиграфом к первой части: "Я часть той силы, что

вечно хочет зла и вечно совершает благо".

Сатана действует в мире лишь постольку, поскольку ему дозволяется

то попущением Всевышнего. Но все, совершающееся по воле Создателя, не

может быть злом, направлено ко благу Его творения, есть, какой мерой то

ни меряй, выражение высшей справедливости Господней. "Благ Господь ко

всем, и щедроты Его на всех делах Его" (Пс.144, 9). В этом смысл и

содержание христианской веры. Поэтому зло, исходящее от дьявола,

преобразуется во благо для человека, благодаря именно Божьему попущению.

Господнему произволению. Но по природе своей, по дьявольскому

изначальному намерению оно продолжает оставаться злом. Бог обращает его

во благо – не Сатана. Поэтому, утверждая: "Я творю добро", – служитель

ада лжет. Бес лжет, но то в природе его, на то он и бес. Человеку же дана

способность распознать бесовскую ложь. Но сатанинская претензия на

исходящее от Бога – воспринимается автором "Мастера и Маргариты" как

безусловная истина, и на основании веры в дьявольский обман Булгаков и

выстраивает всю нравственно-философскую и эстетическую систему своего

творения.

Идея Воланда уравнивается в философии романа с идеей Христа. "Не

будешь ли ты так добр подумать над вопросом, – поучает свысока дух тьмы

глуповатого евангелиста, – что бы делало твое добро,