придираешься к этой красотке на картине лишь оттого, что завидуешь оригиналу. А может быть, ты прицепилась просто потому, что хочешь заняться сексом со мной? А, Рыжая?

- Хочу, - невозмутимо ответила Анна и тут же добавила, - но не буду.

Вадим никак не ожидал подобных слов. Он несколько мгновений смотрел на спокойно стоящую у картины девушку так, словно видел ее впервые, а потом спросил:

- Почему?

- Я не хочу быть одной из твоих девочек, Художник, которых ты даже не помнишь по именам. Я себя для этого слишком уважаю. Лучше предложи мне кофе, и тогда я подскажу, что можно сделать вон с тем неоконченным наброском.

С тех пор так и повелось. Каждый раз Вадим встречал ее словами:

- Кофе, секс, картина?

А она неизменно отвечала:

- Сначала картина, потом кофе, а секс у тебя будет с другими.

И, между прочим, он прекрасно запомнил все замечания Анны и позже внес их в портрет современной богини.

Она не знала, где Вадим встретился с Мишкой, и как у этих двоих сложилась настоящая дружба. Мишка учился на физмате МГУ и не имел абсолютно никакого отношения к миру искусства. Вадим часто говорил, что у его друга не голова а «Дом Советов». Анна познакомилась с ним случайно, когда тот принес Художнику какую-то деталь для компьютера, и сразу же нашла с будущим математиком общий язык. Мишка с интересом следил за вереницей сменяющих друг друга красавиц в альбомах Вадима, на его холстах… и не только там. А, кроме того, он был стопроцентно уверен в неотразимости друга и все ждал, когда Анну постигнет судьба всех предыдущих моделей.

Столкнувшись с ней однажды посреди лестницы, Мишка не выдержал:

- Слушай, неужели такому Казанове, как Вадим, так и не удалось тебя соблазнить? На него же девчонки со всего института сами вешаются!

- И не удастся. Зато я в какой-то степени стану для нашего Художника единственной, - не замедляя хода ответила Анна, бегом спускаясь вниз и лихо закидывая на плечо сумочку на длинном ремешке. Последние слова прозвучали для Мишки как эхо.

А на четвертом курсе проводилась международная студенческая выставка, работу на которую от их группы, по общему мнению, должен был представить Вадим. Он тогда сказал Анне, что для этого мероприятия будет писать ее портрет.

На следующий день девушка пришла к Вадиму домой, вынула из сумки три совершенно одинаковых зеленых яблока, поджав колени, села боком на подоконник, и поставила около себя в ряд плоды, чуть сдвинув их назад.

- Это твоя работа для выставки, - заявила она молча наблюдавшему за происходящим Вадиму.

Как же они спорили! Нет, он согласился, что рисовать девушку на подоконнике неплохо. Особенно, если учесть, что этаж высок и видна панорама города с извивающейся серой лентой Москвы-реки, с нерастаявшим до конца мартовским снегом на крышах соседних домов и паутиной запутанных дорожных линий. На Анне был белый джемпер и коротенькая серая в черную клетку юбка, руки обхватывали острые коленки, визуально сглаживая резкие углы. И все было замечательно, цветовая палитра возникла сама собой: белый, грязно-белый, серый, голубой, черный, немного розового… но эти яблоки! Вадим был категорически против видеть их в своей работе.

- Ты пойми, - доказывала Анна, - я знаю, что ты найдешь единственно правильный ракурс, и композиция заиграет, я просто уверена, что ты смешаешь краски так, что одного голубого получится миллион оттенков и, возможно, один из них назовут через пятьдесят лет твоим именем, ты сделаешь интересным каждый кусочек своей работы, но здесь ОБЯЗАТЕЛЬНО должно быть яркое пятно. Не в центре, пусть оно будет в левом нижнем углу, но БУДЕТ! Это изюминка, это…

Они спорили до хрипоты, оба упрямые и считающие себя уже достаточно сведущими в приемах живописи. Вадим не поддавался и предложил ей «умничать в другом месте». И тогда Анна пошла на хитрость. Она решила взять в свои сообщники Мишку, пообещав тому, что если Художник в итоге нарисует в углу три зеленых яблока в ряд, она поцелует его в губы прямо на глазах у будущего математика. Последний идеей очень вдохновился и в первый же визит к Вадиму, посмотрев на картину, заявил, что, она, конечно, ничего так, но что-то уж бледная. Через несколько часов почти законченный холст был дополнен тремя зелеными плодами.

Анна выполнила условия договора. В назначенный день, когда Мишка пришел оценить работу друга, она подошла к ничего не подозревающему Вадиму и впилась в его губы смелым поцелуем, а затем, резко отпустив ошеломленного красавца, подмигнула широко улыбавшемуся Мишке и, взяв сумочку, быстро покинула квартиру, громко хлопнув входной дверью. С гулко бьющемся сердцем Анна выбежала на улицу и некоторое время стояла неподвижно, в совершенном изнеможении прислонившись к стволу росшего у самого подъезда клена, жадно ловя ртом прохладный мартовский воздух. Если бы только Мишка знал, скольких сил ей стоило подойти к Вадиму и поцеловать его! И ничем себя не выдать!

В итоге, представив на международную студенческую выставку портрет девушки с яблоками, Вадим выиграл гранд - год стажировки в Италии, где позже и продолжил свое обучение, а она перевелась на искусствоведческий. Больше они не виделись. До сегодняшнего дня.

Анна тряхнула головой и заправила за уши рассыпавшиеся волосы. Да, сегодня был очень богатый на события день. На события и на воспоминания. Но довольно тратить время ради лирических отступлений, пора заниматься делами. Значит, Алексей Саввин…

Взяв в руки увесистый том Энциклопедии «Искусство. Начало XX века», Анна погрузилась в чтение:

«Саввин Алексей Федорович (1889-1950) – живописец, один из ярчайших представителей русского импрессионизма. В 1907 году поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где занимался у Коровина К. А.

В 1911 году написал портрет «Женщина с сиренью». Из ранних работ художника именно эту принято считать определяющей для всего его дальнейшего творчества. Осенью того же года Саввин принял участие в выставке…»

Белая сирень

Ольга сидела, слегка наклонив голову и опустив глаза. В ее руках был букет цветущей белой сирени, от запаха которой почему-то становилось волнительно. Она не любила белую сирень, но Алексей, или, как она ласково звала его про себя, Алешенька, настоял именно на этой.

Окно было открыто, и с улицы слышались крики детей, которые во что-то с азартом и восторгом играли, низкий грудной голос Марии Львовны, выговаривающей Платону, невысокому, подслеповатому крестьянину, что следил за огородом и цветниками.

Стояли последние дни мая, ясные, солнечные, теплые, еще без изматывающей летней духоты. В комнату врывалась весенняя свежесть, прохладный