Litvek - онлайн библиотека >> Андре Шенье >> Поэзия >> Ямбы >> страница 3
Мастигофор





III


Я слышал — изменив холодному презренью,
            Разгорячились вы всерьез,
Когда вам «Монитёр» дурацкое творенье
            Глупца Барера преподнес.
Труды педанта вас вконец разволновали,
            А стыд и страх ввели во грех,
И вы его при всех фракийцем обозвали, —
            Мол, перепортил женщин всех.
К тому же говорят… Но я-то полагаю,
            Что честь, краса в глазах молвы
Любым наветам вас всечасно подвергают…
            Однако, сказывают, вы
Хоть шепотом, но все ж по адресу подонка
            К фигурам, истинно мужским,
Добавили «подлец», «сутяжная душонка»
            И пару слов, подобных им.
Вам это не к лицу. Пусть он таков, но все же…
            Не дело черни подражать.
Забудьте их язык. Бесстыдство речи может
            Бесстыдство дела поддержать.




IV


Безвестность подлости казалась им укрытьем…
         ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·
Но колченогий слог карающей эподы
            Их неминуемо найдет.
Ты, Парос — диамант, накрытый синим сводом,
            Слепящий зрак эгейских вод.
В подземной тишине вершит Природа дело,
            Ее работе нет конца.
Зато из недр твоих выходит мрамор белый
            Для кропотливого резца.
А чтобы высший срам запечатлели строчки,
            Есть мрамор-ямб, есть сталь в пере.
Так прокали его, готовь его к отточке!
            Сын Архилоха, встань, Андре!
Не опускай свой лук — он устрашенье сброда.
            Пусть, унаследовав твой стих,
Грядущие века, всесущая природа
            Заголосят при виде их:
— У, свора подлецов! Чудовищ! Прокаженных,
            В пылу резни и грабежей
Привыкших вымещать свой страх на слабых женах,
            Не умертвляющих мужей,
На нежных сыновьях и на отцах несчастных,
            Уже бессильных их спасти,
На братьях, чья вина — в усилиях напрасных
            От братьев муку отвести!
Жизнь и у вас одна… всего одна, вампиры!
            И вы искупите лишь раз
Страдания и прах, рыданья и руины —
            Всё, проклинающее вас!




V


Но вот они живут, а наша скорбь, владыка,
            К тебе в мольбах не прорвалась.
И лишь поэт, о Бог, могучий в ратной силе,
            Пленен, предсмертно одинок,
Приладив на стихи пылающие крылья
            Громов, что ты метнуть не смог,
Откликнулся на зов достоинства и чести,
            Вверяя судьям сатаны
Лжесудей, чьи суды — резня на лобном месте,
            Вина — в отсутствии вины.
Дай мне, владыка, жизнь! Тогда-то эта свора
            Закрутится от стрел моих!
И не укрыться им в безвестности позора:
            Я вижу, я лечу, я их уже настиг.




VI


·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·
На двадцати судах с едва прикрытым днищем —
            Чтоб выбить посреди реки —
Тех пленников везли в цепях, в последнем сраме…
            И всех Луара приняла:
Проконсулу Карье, под винными парами,
            По нраву скорые дела.
Вот этих слизняков, приказчиков разбоя —
            Фукье, Дюма, как на подбор, —
Где, что палач и вор, равны между собою
            Судья, присяжный, прокурор, —
У, как я их хлестал, багровых от разгула,
            Когда, вином воспалены
И похотью томясь, они сидят оснуло,
            Лоснятся, хвастают, пьяны,
Сегодняшней резней и завтрашним разором,
            Перечисленьем подлых дел,
И радуются им, и песни тянут хором!
            А для утехи потных тел —
Лишь руку протянул, лишь губы захотели —
            Красотки вмиг разгонят хмель:
Поверженных забыв, они из их постели
            К убийцам прыгают в постель.
Продажный этот пол слепит приманка славы.
            Он — победителю вприклад.
Все, кто б ни победил, у женщин вечно правы:
            На шее палачей висят,
В ответ на поцелуй губами ищут губы.
            Сегодня наглая рука
Уже не встретит здесь ей недоступных юбок,
            Стальной булавки у соска.
Раскаяние — ад, где ищут искупленья.
            Но тут не каются, а пьют.
Ночами крепко спят, не зная сожаленья,
            И снова кровь наутро льют.
Неужто же воспеть кому-нибудь под силу
            То, чем бахвалится бандит?
Они смердят, скоты: копье, что их пронзило,
            Само, тлетворное, смердит.




VII


Когда войдет баран в пещерный сумрак бойни
            И поглотит его проем —
Отара, пастухи, последний пес конвойный
            Уже не думают о нем.
Мальчишки, что за ним, гоняясь, ликовали,
            Красоток разноцветный рой —
Они его вчера умильно целовали,
            Украсив пестрой мишурой, —
Не вспомнят про него, когда мягка котлета.
            Что в бездне помощи искать?
Мне ясен мой удел. Не надо ждать ответа.
            Пора к забвенью привыкать.
Как тысячу других, отрезанных от мира,
            Назавтра, стадо поделя,
Разделают меня и выкинут для пира
            Клыкам народа-короля.
А что могли друзья? Рукой родной и близкой,
            Мой истомленный дух леча,
В решетку передать случайную записку
            Да золотой для палача…
Живущий должен жить. Не мучайтесь виною.
            Живите счастливы,