- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (31) »
понимаю, чего.
— Ты же сам понимаешь, чего, — говорит.
Я говорю:
— У меня только директор зоопарка знакомый.
— Вот через него и достань. Ты же к нему вообще-то и едешь.
Такой молодой попался и такой проницательный. Ему бы в ОБХСС работать.
Приезжаю в зоопарк, говорю директору:
— Ваня, мне бы медведя…
— Черного или бурого?
— Лучше белого — он больней кусается.
— Белого не могу. Уже забрали.
— Что же мне делать, Ваня? Очень надо…
— Хочешь обезьянку? Насовсем.
— Дай лучше пантеру. Когти у нее как? В рабочем состоянии?
Пока тащил проклятую, все руки об нее исцарапал. А в такси она стала сидение грызть.
— Вообще-то ее надо было в багажник, — сказал шофер. — Но уж ладно. Ты мне, главное, достань, а сидение жена заштопает.
Водитель он первоклассный. Пантера его без передыху хвостом по глазам хлещет, а он правила движения соблюдает.
— У меня, — говорит, — дома такая же черная кошечка, только поменьше. И не ест ничего. Я ее на комоде держу. Копилка
И вот подъезжаем мы к тому самому зданию. Народу — курочке негде снестись.
— Придется, Вася, помочь, — говорю шоферу — Как бы нашу кошечку не затоптали.
Взяли мы ее на два поводка и пошли. Вася как рявкнет: «Бойся!» — так все сразу шарахаются. А потом оглядываются и шарахаются еще дальше.
Секретарша в приемной даже взвизгнуть не успела, смотрим — она уже руками за люстру уцепилась, да еще и ноги в брючках поджала.
Вхожу в кабинет.
Мне бы по четыре билета на все, что будут показывать.
— Не могу, — отвечает администратор. — Самому ни одного не осталось.
Тогда я кричу:
— Вася, входите!
Вошла наша кошечка, вытерла лапы о ковер…
Тут я замечаю, что администратор не то что за люстру не хватается, а не бледнеет даже, глазом даже не моргнет. Но к сейфу пошел все же. А сейф здоровый — в полкабинета. Все билеты на пятьдесят лет вперед там хранятся, наверное.
Подзывает он меня к сейфу, открывает… И лежит там здоровенный белый медведь и храпит. Дремлет, то есть.
— Пришлось холодильник к сейфу подключить, — доверительно прошептал администратор. — Так что зря свою кошечку побеспокоили…
И тут меня осенило.
— Слушай, — шепчу тоже, — так ты, наверное, Ваню знаешь? Директор зоопарка. Я от него.
— Так бы сразу и говорил! — заулыбался он.
В общем, все обошлось благополучно. Познакомились мы с ним — я и Вася. Билеты достали.
Только секретаршу жаль. Ее, бедную, снять смогли только с люстрой: намертво вцепилась. Так пока и работает с люстрой в руках.
Хоть и должен был по чину Чин способствовать почину, Но, без видимых причин, В стол упрятал Чин почин. Жить спокойно, — чин по чину, — Без почина легче Чину.
Куску необработанному стали Хотелось знатной стать деталью.
Что сбудутся мечты, имелись все приметы: Металл мог плугом стать, Мог частью стать ракеты. Для этого пойти б ему под молот, Изведать жар печи, узнать закалки холод. Но он себя особенным считая, Решил: — Всем прочим не чета я! Коль захочу, то как-нибудь Найду короче к славе путь! Тут в уголок он ловко закатился И там живет, ржавея и брюзжа: «В наш век прославиться нельзя!»
Пока он жалуется слезно, Его друзья причаливают к звездам.
Начальник модельного цеха Семен Кузьмич Пудвачов допустил слабость. К нему забежал как всегда запыхавшийся профсоюзный лидер Селиванов и предложил: — Семен Кузьмич, сегодня последнее в этом году заседание цехкома, а деньги на материальную помощь не все израсходованы. Давайте мы выпишем вам оставшиеся двадцать рублей. Пригодятся на бензинчик. Это он намекал на пудвачовский оранжевый «Москвич», обычно ожидавший хозяина у ворот цеха. Семен Кузьмич заколебался. С одной стороны, вроде бы неудобно. Но, с другой, какой дурак откажется от неожиданно прихлынувших двадцати рублей? Тем более ничейных и как бы горящих? Словом, Пудвачов согласился… Деньги, как обычно, быстро растаяли — таково свойство презренного металла, — и Семен Кузьмич о них, как говорится, и думать забыл, как вдруг наступил час расплаты. Монументально возвышаясь в президиуме цехового профсоюзного собрания и внимая вполуха докладу председателя Селиванова, он вдруг услышал: — …Всего за отчетный период оказано три материальных помощи: многодетному столяру Несытых, матери-одиночке уборщице Маловой и начальнику цеха Семену Кузьмичу Пудвачову. Хотя доклад читался в обычной манере монотонных усыпляющих подвываний, Семену Кузьмичу показалось, что посвященный ему абзац прозвучал как орудийный выстрел. По залу эхом пронеслись недоуменный ропот и смешки. Пудвачов готов был просто разорвать Селиванова вместе со всей его профсоюзной документацией, но потом здраво решил, что в подобных делах лучше молча проглотить пилюлю, не поднимая, как говорится, волны. Так он и поступил. Однако история имела свое продолжение. Где-то через месяц Семен Кузьмич, сидел, ничего не подозревая, на заводской профсоюзной конференции. Сидел рядом с Анфисой Павловной, экономистом соседнего цеха, можно сказать, красивейшей женщиной завода. Пудвачов был в ударе, и после одного из удачных комплиментов обращенное к нему ушко Анфисы Павловны нежно зарделось. Именно в этот момент до шалуна и его дамы донеслось сообщение ревизионной комиссии: — По модельному цеху оказано три материальных помощи:
Михаил Воловик
Заместитель главного инженера Уфимского моторостроительного завода и в то же время автор 20 книг поэтической сатиры. Обладатель целой коллекции различных удостоверений, где грамота о присуждении звания заслуженного рационализатора РСФСР хорошо уживается с членским билетом Союза писателей.
ЧИНОВНИК И ПОЧИН
Хоть и должен был по чину Чин способствовать почину, Но, без видимых причин, В стол упрятал Чин почин. Жить спокойно, — чин по чину, — Без почина легче Чину.
ТРУД И СЛАВА
Куску необработанному стали Хотелось знатной стать деталью.
Что сбудутся мечты, имелись все приметы: Металл мог плугом стать, Мог частью стать ракеты. Для этого пойти б ему под молот, Изведать жар печи, узнать закалки холод. Но он себя особенным считая, Решил: — Всем прочим не чета я! Коль захочу, то как-нибудь Найду короче к славе путь! Тут в уголок он ловко закатился И там живет, ржавея и брюзжа: «В наш век прославиться нельзя!»
Пока он жалуется слезно, Его друзья причаливают к звездам.
Андрей Копырин
Студент Свердловского архитектурного института. Показательно, что его карикатуры не прямолинейны, а проекты, наоборот, не выглядят карикатурами.
Феликс Вибе
Свердловский писатель-юморист, автор пяти книжек юмористических рассказов, редактор отдела сатиры и юмора журнала «Урал», много смеется по долгу службы.
ТРИ МАТЕРИАЛЬНЫХ ПОМОЩИ
Начальник модельного цеха Семен Кузьмич Пудвачов допустил слабость. К нему забежал как всегда запыхавшийся профсоюзный лидер Селиванов и предложил: — Семен Кузьмич, сегодня последнее в этом году заседание цехкома, а деньги на материальную помощь не все израсходованы. Давайте мы выпишем вам оставшиеся двадцать рублей. Пригодятся на бензинчик. Это он намекал на пудвачовский оранжевый «Москвич», обычно ожидавший хозяина у ворот цеха. Семен Кузьмич заколебался. С одной стороны, вроде бы неудобно. Но, с другой, какой дурак откажется от неожиданно прихлынувших двадцати рублей? Тем более ничейных и как бы горящих? Словом, Пудвачов согласился… Деньги, как обычно, быстро растаяли — таково свойство презренного металла, — и Семен Кузьмич о них, как говорится, и думать забыл, как вдруг наступил час расплаты. Монументально возвышаясь в президиуме цехового профсоюзного собрания и внимая вполуха докладу председателя Селиванова, он вдруг услышал: — …Всего за отчетный период оказано три материальных помощи: многодетному столяру Несытых, матери-одиночке уборщице Маловой и начальнику цеха Семену Кузьмичу Пудвачову. Хотя доклад читался в обычной манере монотонных усыпляющих подвываний, Семену Кузьмичу показалось, что посвященный ему абзац прозвучал как орудийный выстрел. По залу эхом пронеслись недоуменный ропот и смешки. Пудвачов готов был просто разорвать Селиванова вместе со всей его профсоюзной документацией, но потом здраво решил, что в подобных делах лучше молча проглотить пилюлю, не поднимая, как говорится, волны. Так он и поступил. Однако история имела свое продолжение. Где-то через месяц Семен Кузьмич, сидел, ничего не подозревая, на заводской профсоюзной конференции. Сидел рядом с Анфисой Павловной, экономистом соседнего цеха, можно сказать, красивейшей женщиной завода. Пудвачов был в ударе, и после одного из удачных комплиментов обращенное к нему ушко Анфисы Павловны нежно зарделось. Именно в этот момент до шалуна и его дамы донеслось сообщение ревизионной комиссии: — По модельному цеху оказано три материальных помощи:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (31) »