Два века о любви

…И тогда наступает иная тоска — ни пробелов, ни серости туч дождевых — и вбирает весь мир чернотою зрачка, от клинка до цветка. И восходит звезда. Как же зряч этот луч, как, пронзая насквозь, оставляет в живых! В мире мира есть пламя и есть океан, оперенье садов, ослепленье столиц, гибкий в поиске зверь и железный капкан, оры орд, клоны толп и единственность лиц, лёгкий ветер и кровь, чистый снег и мазут, шелковистая шёрстка любимых котят, поезда, и минуты, и змеи ползут, самолёты, и птицы, и крыши летят, есть зелёный покой и оранжевый вихрь, неожиданный дар и непрошеный гость, горизонты, границы, отсутствие их и другие миры – потому что насквозь… Кто ты мне – эротический сон во плоти? Почему ты подмышки мои целовал? Что ты сделал со мной? я вернулась иной… Я узнала тебя – я вернулась, прости, видишь, всё сохранилось: и ты, и слова. Воплощённая между тобой и стеной, я тебя узнавала на ощупь, на слух: неужели и ты умереть воплощён? Это стало послушней, чем воды веслу, это рай – значит, смерть – так зачем же ещё?.. И тогда наступает иная тоска, по-иному черна – чернотою зрачка, зрячей зорче дозорных, острей ножевых. И восходит звезда, оставляя в живых.