ним. Это уже не только детская дружба, это страстное желание общения, необходимость быть рядом. «Нас соединяет так называемая братская любовь, – пишет он ему 22 апреля 1832 года, – я так люблю тебя, что преодолею тысячу лье, если нужно будет, для того, чтобы встретиться с лучшим из моих друзей, ибо нет ничего прекраснее, чем дружба». Переполненный чувствами, он просит ученика своего дяди Парена, золотых и серебряных дел мастера, сделать две печатки, на которых выгравированы следующие слова: «Гюстав Флобер и Эрнест Шевалье – братья, которые не расстанутся никогда».

В 1832 году во Франции свирепствует холера. Для перевозки больных специально выделена повозка. Больница переполнена умирающими. За перегородкой в столовой слышатся кашель, хрипы. У доктора Флобера много работы. Гюстав не слишком страдает в этой мрачной атмосфере. Он привык к ней.

В 1833 году вся семья отправляется в почтовом дилижансе на летние каникулы в Ножан-сюр-Сен, родовую колыбель семейства Флоберов. По случаю Гюстав побывал со всеми домашними в Фонтенбло, Версале, Ботаническом саду^[5] и увидел, как играет «знаменитая мадам Жорж» в «Раскаленной комнате», «драме в пяти действиях, в которой умирают семь человек». «Она исполнила свою роль превосходно»,^[6] – пишет он со знанием дела Эрнесту Шевалье. Большего и не нужно для того, чтобы им вновь овладело творческое вдохновение. Пьеса или роман – не все ли равно, лишь бы рассказывать о мире страстей и звоне шпаг. Когда же он сможет душой и телом отдаться своему призванию? Сейчас, несмотря на неодолимую тягу к творчеству, он должен думать о мрачной садовой решетке, опоясывающей колледж.

Глава II Первые литературные опыты. Первые чувства

Осенью 1831 года Гюстав поступает экстерном в восьмой класс королевского колледжа в Руане.^[7] Ему девять с половиной лет. В марте 1832 года он становится пансионером. В этом заведении со старыми традициями царит строгая, как в казарме, дисциплина. Преподаватели носят ток и тогу с белыми обшлагами. У каждого ученика своя чернильница из рога, разделенного на две части, в одной – черные чернила, в другой – красные. Ученики пишут гусиными перьями, которые затачивают ножом. Все одеты в форму. Парт нет. Пишут на коленях. Просторные классные комнаты отапливаются плохо. Зимой дети мерзнут. Над кафедрой преподавателя возвышается черный деревянный крест. С наступлением вечера пансионеры ложатся спать в белые кровати, завешенные белыми занавесками, в общей спальне, освещенной масляной лампой. «Ночами я подолгу слушал зловещее завывание ветра… – напишет Флобер. – Я прислушивался к шагам надзирателя, который медленно ходил с фонарем, а когда он приближался ко мне, я притворялся, что сплю, и в самом деле я засыпал, утомившись то ли от мечтаний, то ли от слез».^[8]

Подъем в пять утра. Под бой барабана, который сотрясает стены. Сорок пансионеров, дрожа от холода, выскакивают из-под одеял и, не до конца проснувшись, путаясь в темноте, одеваются. Торопливо умываются ледяной водой из фонтана во дворе. Затем, вернувшись в спальню, становятся в положение «смирно» перед своими кроватями в ожидании первой переклички.

Эта жизнь, расписанная по минутам, жизнь под присмотром приводит в отчаяние Гюстава. «Со времени учебы в колледже я стал печальным, – напишет он, – я скучал там, я горел желаниями, я страстно стремился к безудержной и бурной жизни, я мечтал о страстях, мне хотелось бы испытать их все».^[9] Он страдает оттого, что находится в заточении, оттого, что у него нет свободы; он страдает оттого, что должен маршировать в строю; он страдает оттого, что еще маленький. И оттого еще, что разлучен с Эрнестом Шевалье. Он жестоко иронизирует по поводу самого незначительного события, которыми отмечен каждый день жизни маленького сообщества. Он горделиво хочет быть непохожим на других, презирает легкие удовольствия, не признает ни одного официального отличия.

В одиннадцать лет он уже язвит по поводу посещения королем Луи-Филиппом своего доброго города Руана.

«Луи-Филипп находится теперь со своей семьей в городе, который видел рождение Корнеля, – пишет он Эрнесту Шевалье. – Как люди глупы, как ограничен народ! Бежать ради короля, голосовать за выделение 30 000 франков на проведение празднеств, выписать за 3500 франков музыкантов из Парижа – ради чего такое усердие! ради короля! Стоять в очереди у входа в театр с трех часов до половины девятого – ради кого? ради короля! Да, да! Как же глуп этот мир. Зато я не видел ничего – ни парада, ни прибытия короля, ни принцесс, ни принцев. Только вышел вчера вечером для того, чтобы посмотреть иллюминацию».^[10]

И на следующий год, в двенадцать лет, когда он, по его собственным словам, работает над романом об Изабо де Бавьер, он с возмущением говорит Эрнесту Шевалье о ничтожестве человеческого существования: «Ты думаешь, что я скучаю без тебя, и не ошибаешься; если бы в голове и на кончике пера у меня не было королевы Франции пятнадцатого века, жизнь окончательно опротивела бы мне и пуля давно бы уже избавила меня от той несносной штуки, каковую именуют жизнью».^[11]

Эта детская мизантропия не мешает ему продолжать с грехом пополам учебу. Ученики начиная с восьмого класса на уроках изучают только латынь. Перевод с латинского и на латинский, изложение на латинском, стихи на латинском, латинская грамматика, комментирование латинских авторов занимают три четверти школьной программы. Преподаванием французского пренебрегают. Впрочем, у Гюстава плохие оценки по этому предмету. Слишком много воображения и недостаточное знание орфографии. Он успешно осваивает естествознание и с особенным интересом историю. Его учитель – молодой, увлеченный предметом преподаватель Пьер Адольф Шерюэль. Мальчик запоем читает книги Мишле, Фруассара, Комминса, Брантома, Гюго, Дюма. Во время классных прогулок с учителем он узнает историю города и его окрестностей. Роскошь и жестокость минувших веков отвлекают его от заурядной реальной жизни. С одобрения Шерюэля он принимается писать бурные рассказы. За этим романтическим потоком следуют сказки и пьесы. В течение нескольких лет подряд он раз за разом получает награды по истории. А в 1834 году придумывает для товарищей по колледжу рукописный журнал «Искусство и прогресс», который сам же и пишет. В это время он уже учится в шестом классе, в программу которого входят помимо латыни изучение басен и география. В пятом классе он начинает изучать греческий, древнюю историю, английский язык, Телемака. Затем приходит черед открыть Бомарше, Вольтера, Шекспира, Рабле, Вальтера Скотта… Каждое новое чтение пробуждает его горячее желание самому стать писателем.