Борис Владимирович Заходер ОТШЕЛЬНИК И РОЗА

Художники Э. Булатов, О. Васильев

В Синем Море жил-был маленький Рак. И жилось ему очень плохо, так плохо, что он никак не мог понять, почему Море называют Синим — ему-то оно казалось совсем, совсем серым…

Да, это было очень странно!

Ведь Море было действительно синее-синее, и жить в нём было так весело и интересно! Рыбы (это только раньше люди думали, что они не умеют говорить!) даже сложили Весёлую Песню о том, как хорошо живётся в Море:

и распевали её с утра до ночи. Морские Звёзды так и сияли, Мудрые Дельфины и те резвились, как дети, а бедный Рак сидел, забившись в какую-нибудь щёлку, и горевал.

А ведь у него было всё, что полагается настоящему раку для полного счастья: десять ног и вытаращенные глаза, длинные-предлинные усы и могучие клешни.

Вот только панциря у него не было — тельце у него было совсем мягкое… Может быть, потому-то все, у кого такой панцирь был, да и многие другие, обижали его, щипали, кусали, а то и старались съесть…

И он пел Грустную Песню:

— Всё горе в том, что тебе не хватает твёрдости, — сказал ему как-то его дальний родственник, Дядя Краб, который всегда ходит боком. — В наше время нельзя быть таким мягкотелым!

И в доказательство он сильно ущипнул бедного Рака.

— Ой! — крикнул Рак. — Больно!

— Это для твоей же пользы, — сказал Дядя Краб, очень довольный собой… — Моё дело, конечно, сторона, но на твоём месте я попытался бы обзавестись каким-нибудь приличным панцирем… Для полного счастья!

И он поскорее бочком-бочком убрался в сторону. Ведь клешни у Отшельника были как у настоящего рака и даже, пожалуй, покрепче…

Да, я и забыл тебе сказать, что Рака звали Отшельником, потому что он, как ты знаешь, не имея панциря, вечно прятался то в пещеры, то в норки, то под камушки, чтобы его поменьше щипали.

Первый его назвал Отшельником Морской Конёк — он известный насмешник, — а Рыбы-Попугаи (есть и такие!) подхватили его слова, и скоро во всём Синем море да и на суше никто иначе и не называл нашего Рака, как Рак-Отшельник.

«Ну что ж, — подумал Отшельник, когда боль немного успокоилась, — щипок был неплох, но ведь и совет, пожалуй, тоже! Пожалуй, мне действительно стоит об этом хорошенько подумать».

Как видишь, Отшельник умел не только горевать, но и думать, а это значит, что он был очень, очень умный рак!

А кругом валялось многое множество раковин. И вот, хорошенько подумав, он подумал так:

«Самое подходящее место для Рака — это, конечно, Раковина; а самый подходящий жилец для Раковины — это, конечно, Рак. И когда Рак залезет в Раковину, его уже никто не ущипнёт, или я ничего не понимаю ни в тех, ни в других!»

И вот он постучал в первую попавшуюся Раковину и попытался объяснить всё это её хозяину, но оттуда выглянул сердитый Моллюск и, не дослушав его, сказал:

— Глупости! Я занят! — и крепко-накрепко захлопнул створки Раковины.

— Самое подходящее место для Рака — это Раковина, — продолжал Отшельник, постучав во вторую Раковину, но оттуда тоже выглянул сердитый-пресердитый Моллюск и сказал:

— Глупости! — и тоже захлопнул створку у него перед носом (хотя носов у Раков, как ты знаешь, не бывает).

А когда он постучал в третью Раковину, оттуда уже никто не выглянул, потому что там никого и не было, и — о радость! — это оказалась как раз подходящая Раковина: не слишком большая и не слишком маленькая и красивая и прочная — ну, просто в самый раз!

«Да мы прямо созданы друг для друга! — подумал Отшельник, засунув своё мягкое тельце в Раковину. — Чего же лучше! Теперь меня не ущипнёшь!»

И он даже не обиделся, когда вертевшийся неподалёку Морской Конёк тоненько заржал (а это означало, что он собирается сострить) и сказал:

— Иги-ги-ги! Наш Отшельник совсем ушёл в свою Раковину! Иги-ги-ги!

И Рыбы-Попугаи, которые, по правде говоря, ничего в этой шутке не поняли, подхватили и понесли её по всему Синему Морю…

Ну что ж, когда у тебя есть всё, что нужно для полного счастья, можно стерпеть и шутку. Верно?

Но странное дело! Хотя никто (даже Дядя Краб), никто не мог больше ни ущипнуть, ни укусить нашего Отшельника — даже для его же пользы, — ему, видно, всё-таки чего-то не хватало для полного счастья… Иначе почему бы Море по-прежнему казалось ему совсем-совсем серым? И почему бы он продолжал петь свою Грустную Песню:

Однажды он, не удержавшись, сказал проплывавшей неподалёку Летучей Рыбке:

— Как странно жить в Сером Море! Я слыхал, что есть на свете Белое море, и Чёрное, и Жёлтое, и даже Красное, но никто и никогда не слыхал про Серое Море…

— Серое! — засмеялась Летучая Рыбка. — Какое же оно серое? Оно — лазурное, бирюзовое, изумрудное, голубое, васильковое! Оно — синее-пресинее! Самое синее на свете!

И она поспешила вслед за своими подружками, которые выпорхнули на поверхность, чтобы ещё раз полюбоваться синими волнами с белыми гребешками.

— Кого ни спросишь, все говорят: «синее». Странно! — пробормотал про себя Отшельник. — Почему же только я один этого не вижу? Только я один!

— Именно поэтому, — неожиданно раздался чей-то голос, и Отшельник,