нужна кинозвезда, говаривал он своим приятелям, ему нужно просто трахнуться. С присущей всем Хардингам деловой хваткой Вилли рассчитал, что девочкам нужна любовь, иначе они в койку не прыгнут. Его признаниям в любви, поэтому, скорее всего поверит девица, ничего подобного раньше не слышавшая. На основе этого расчета он и обратил свое внимание на прыщавую толстуху — и его расчет оказался верным. Этот первый успех как бы заложил краеугольный камень в здание его дальнейших достижений на сексуальной почве в Иллинойском университете.

По окончании университета Хардинга призвали в армию. Ему повезло — он попал в разведывательный отдел Пентагона, где обрабатывались донесения разведчиков из Вьетнама и Камбоджи, прежде чем попасть на соответствующий стол в Вашингтоне. Вилли нравилось работать для правительства. В деньгах он не нуждался, по службе он продвигался без труда. В отставку он вышел майором. Перед ним встал вопрос — что же делать дальше. Интеллектуальная деятельность его не привлекала, и ему хотелось просто побродить по свету. Кроме того, он знал, что его внешность обеспечит ему успех у простушек. Поэтому он выбрал Министерство иностранных дел. Карьера его в этом учреждении была довольно обычной — сначала консулат в Боготе, потом посольство в Браззавилле, затем еще шесть лет в Госдепартаменте. Он нравился всем, производил блестящее впечатление, особенно после женитьбы на Натали Ривс, дочери вице-президента компании «Пепси-кола». Прошло совсем немного времени, и он уже получил место, о котором многие мечтали. Вскоре после того, как Горбачев сменил Черненко, Хардинг оказался в Москве, в американском посольстве, на должности политического советника.

Вот этот-то Хардинг и разглагольствовал сейчас перед Полем.

— Это потрясающе, — говорил он, — в Горбачеве столько привлекающей к себе загадочности, что он скорее напоминает звезду экрана, чем политического деятеля. Только представь себе контраст между ним и бывшими ранее у руля старперами, алкоголиками и солдафонами.

— Да, — Поль приканчивал третью бутылку пива, и его любовь к бывшему однокурснику была безграничной, — должно быть, здорово жить в Москве.

— Я никогда и не воображал, что работа дипломатов может быть такой потрясающей. Понимаешь, чувствуешь, что ты участвуешь в великих исторических свершениях. И ведь никогда еще раньше коммунистический режим не преобразовывали изнутри — и эти преобразования касаются всех, живущих в Советском Союзе и Восточной Европе. Ты только подумай — один человек — конечно, Раиса — это тоже нечто фантастическое, через нее русские женщины начинают понимать, что такое подлинное освобождение, — так вот, только подумай: один человек может перевернуть целую страну — да что я говорю, весь мир! Он похож… ну, не знаю, мой старший брат рассказывал мне про Джона Кеннеди — после старика Эйзенхауэра у руля молодой, мужественный президент, и вся страна вдруг почувствовала себя молодой. С Горбачевым, полагаю, дело обстоит так же.

— Да-а. И не сомневаюсь, женщины на нем так и вешаются, а?

— Но как! — Вилли сел на любимого конька. — Наши в посольстве считают его потрясающим. А это родимое пятно на голове у него! Знаешь, как некоторые бабы с ума сходят от шрамов?

— И русские женщины тоже?

— Ну конечно. Хотя многие из тех, кого мы встречаем — знаешь, жены политиков и интеллектуалов, — заявляют, будто он наломал таких дров! Но я думаю, кучи людей жалуются просто потому, что у них теперь появилась возможность жаловаться: сейчас можно говорить все, а раньше им годами приходилось молчать.

— Да. — Поль подергал себя за мочку уха, провожая глазами стройную фигуру официантки в обтягивающих кожаных брюках. — Должно быть, наблюдать за этим безумно интересно.

— Попал прямо в точку. А девочки! Таких красавиц ты в своей жизни не видал! — Хардинг огляделся и, понизив голос, чтобы никто его не услышал, прошептал: — А какие страстные! Что-то в этих славянках есть, знаешь ли. Душа у них такая или что? Ты их трахаешь, а они всю дорогу разговаривают, стонут, чуть ли не поют. Невероятно. Здесь у нас ничего подобного не встретишь.

— О господи, Вилли! Ты хочешь сказать… Разве это не опасно для тебя? Я думал, что, если трахаться с русскими, непременно влипнешь в историю. Разве советские не пытаются подловить таких, как ты, с помощью красавиц агентш?

— Все изменилось, Поль. Видишь ли, от нас сейчас ожидают расширения наших контактов. — Хардинг позволил себе понимающе хмыкнуть. — И два раза в неделю я позволяю себе роскошный контакт. Девочка работает в «Новостях» — это такая газета. Она рассказывает мне, что на самом деле происходит.

— О-го-го! Вилли, ты что, вроде шпиона?

— Да что ты, Поль, даже и не шути на эту тему. От нас ожидают общения с нашими советскими коллегами — вот и все. Сегодня Москву не отличишь от любого другого города мира — все в ней открыто. Абсолютно все. Почему бы тебе туда не поехать? Я тебя устрою. Ты им понравишься, с твоим происхождением; ты ведь даже по-русски говоришь. Да что там — ты и вообще почти русский. Тебе, пожалуй, пора познакомиться с твоими славянскими братьями. И сестрами.

Поль заказал еще пару бутылок.

— Нет, Вилли, такую поездку я не могу себе позволить. У меня здесь полно работы, и ответственность, а деловых причин для поездки в Россию я не вижу. В отпуск я бы мог туда поехать, но там, говорят, и есть нечего, а в балет меня не тянет.

— Слушай меня. В Союзе, как везде. Конечно, если ты никого не знаешь, тогда тебе не сладко. Но я тебя познакомлю со всеми нужными людьми. И в Большой театр тебя никто не потащит. Я это дело тоже не люблю. А что касается еды — ее полно, во всяком случае, те, с кем мы общаемся, впроголодь не сидят. Питаются они дома, и у них икры да осетрины навалом. Конечно, кругом говорят, что люди голодают, но кого это колышет. Разговоры об этом уже годы идут, а на улицах пока ни одного умершего от голода я не видел. В Вашингтоне куда хуже — только посмотри на этих несчастных бездомных, спящих на отдушинах канализации у Госдепартамента всю зиму.

Хардинг глотнул пива, и дотронулся до руки Росса.

— Эй, знаешь что? Если хочешь заняться бизнесом, я тебя познакомлю со своим приятелем. Он только что стал во главе нового кооператива в Москве, и очень интересуется СП. Особенно с нами. Ты можешь на этом прилично заработать.

Росс удивился.

— Разве это законно? То есть, я имею в виду, здесь у нас, если пытаешься делать бизнес с помощью политических деятелей, решетки тебе не миновать.

Хардинг засмеялся.

— Не забывай, с кем ты имеешь дело. Никаких проблем. Вот уж два поколения нашей семьи занимается юридической стороной этого дела. Горбачев, понимаешь, хочет, чтобы в Союзе