сквозь землю прошёл, красну шапочку нашёл. Это хороший, клади его на стол.

— Лучше бы, бабушка, — сказал Толюн, — все грибы были одинаковые, все хорошие да жили в дружбе.

— Это конечно, — согласилась бабушка. — Ты-то у нас разумник. А Лесовик — дедушка старенький. Вот он и оплошал.

— А где он теперь?

— Кто это?

— А дедушка Лесовик! И теперь в лесу живёт?

— Конечно. Куда ж ему деться?

— Я к нему пойду.

— Чего? Куда пойдёшь? Ты это что надумал?! — закричала бабушка Кланя. — Ты не смей! Не смей и думать. В лесу темно. Заблудишься. Ишь, сказку ему рассказала… Баловник!

ОБИДА

Вернулся Толюн от бабушки Клани, а Анюта уже дома — из школы пришла.

— А мы с бабушкой Кланей грибы разбирали. Я двадцать боровиков вытащил.

Анюта ничего не сказала, будто не слышала. Она даже не взглянула на брата, домыла сковородку и на место поставила.

— Анюта, а я загадку знаю. — И Толюн запел:

Анюта опять не ответила. Прикрыла чугунок крышкой. Взялась за веник, решила в комнате прибраться. Толюн дернул её за платье и сказал:

— Это красик. Грибочек красный такой. И все грибочки у бабушки хорошие, все крепкие, червивых нет совсем. Бабушка Кланя говорит — она таких сроду не видывала.

Повернулась Анюта к брату, посмотрела сердито, как на чужого:

— Отстань!

— А я под груздь забрался, — не унимался Толюн. — А бабушка Кланя меня искала. И за печку заглянула, под кровать! — Толюн засмеялся.

— Я бы тебя быстро отыскала, пакостника! Зачем мне в тетради накалякал?

— Я не калякал, — сказал Толюн и стал объяснять, что нарисовал лодку, как она по небу плывёт, а в лодке охотник с собакой.

Толюн думал, Анюта обрадуется, а сестра схватила его за рыжие вихры и начала трепать:

— Вот тебе за лодку! Вот тебе по небу! Все бы тебе портить! Ведь такой козявистый!..

— И нет. Не-е-ет! — закричал Толюн.

— Самая ты есть букашка вредная! А кто помидоры по всей комнате раскидал? Думаешь, я не знаю?

— Я… я не раскидывал. Не раскидывал! Не раскидывал! — кричал Толюн.

Анюта отпустила его голову, и Толюн залез под стол, но оттуда тоже кричал:

— Не раскидывал!

— А ну вылезай! — сказала Анюта. — Кому говорят?

— Я не козя-вис-тый! — кричал Толюн из-под стола. — Не козявистый — и всё!

И заплакал.

ИЗ ТЁПЛОГО ДОМА — НА УЛИЦУ

На другое утро Толюн проснулся рано. Мать и отец только на работу ушли, а сестра ещё спала. Посмотрел Толюн на окна. За окнами серый туман, свет не пропускает. Толюн свесил с кровати ноги. Вспомнил, как Анюта его за волосы таскала, и захотелось ему стать большим — не потом, через несколько лет, а сразу: был маленький, а встал — большой.

Слез Толюн с кровати, оделся, снял с гвоздя своё пальтишко, сунул ноги в ботинки и вышел из тёплой комнаты.

За их домом сразу начинался бугор, поросший травой. На бугре паслись две козы: одна старая — Груня, другая помоложе — Маня. Посмотрели козы, как взбирался Толюн, ничего не сказали, только помотали бородами и опять принялись щипать траву. А Толюн уж на бугор взобрался и стал оглядываться. С бугра видно речку, а у речки старая мельница. Толюн спустился вниз, обошёл мельницу и постоял возле неё, задрав голову вверх. Мельница давно уже не работала. Кое-где доски подгнили, отвалились, и сквозь дыры гляделось серое небо.

«Надо бы починить, она бы заработала, завертела крыльями», — подумал Толюн и зашагал дальше.

Дорога пробиралась через скошенный луг и поднималась к чёрному, вспаханному полю. Спросить бы Толюна, зачем и куда он идёт, а он и не знает. Идёт и идёт. Уж так устроена дорога: только на неё вступишь, как она поведёт человека вдаль.

На дороге ёлочкой лежат следы от машин. Толюн старается ступать по ёлочкам — так идти веселее. Сзади ветерок ему в спину дует: шагай, мол, проворней.

Толюн и шагает проворно и напевает Анютину песенку:

Встретился Толюну на дороге чёрный бычок. Хотел бычок спросить его, куда это он в такую рань собрался?

Только поднял бычок свою тяжёлую морду, облизал языком тёплые от парного молока губы, а Толюн уже за гору повернул. И не стало его видно.

БОЛЬШИМ ПЛОХО

Пока спускался Толюн к лугу, ветерок прогнал туман. Показалось солнце. Покатился по зелёному лугу солнечный луч, заскользил и нырнул в холодную речку. Поднялось солнце над лесом и заглянуло в крайний дом.

Проснулась Анюта. Глянула — брата рядом нет. Посмотрела под стол, залезла на печку, но и там его не было. Куда девался?

— Вот непутёвый! — рассердилась Анюта. Вышла на крыльцо и крикнула: Толюн! Э-э! Толю-у-ун!

Никто не ответил. Она ещё громче:

— Толюу-у-у-ун! Иди скорей, каша простыне-е-ет!

На другом конце села какой-то молоденький петушок ответил, словно передразнил: «Толю-кук-у-ун!»

«Куда это он убежал?» — подумала Анюта.

Беда с маленькими: за ними только смотри, а то убегут, и ищи их. Большим плохо. Большие всегда за маленьких в ответе. Ушёл Толюн. Нет его ни за домом, ни на пригорке, ни за пригорком. А вдруг он в речку упал, вдруг утонул?..

Забежала Анюта к бабушке Клане, а та ничего не знает.

— А в избе-то хорошо поглядела? — спросила бабушка. — Может, где наверху схоронился?

— Я весь дом облазила… — всхлипнула Анюта. — Убёг он.

— Куда же это он убёг?

— Не знаю.

— Погоди-ка, погоди! — всплеснула руками бабушка Кланя. — Ведь это он в лес утёк. Я ему вчера за грибами сказку рассказывала. А он-то: «Пойду, говорит, Лесовика разыщу». Я-то его пугаю, говорю: «Нельзя. Заблудишься!» Непременно он теперь пошёл Лесовика искать — убёг в лес.

— Как же, бабушка? Где теперь его найти? А мне в школу надо.

— Погоди, Анюта, погоди плакать. Денёк-то вишь какой светлый. Дождь-то не дожжит. Походит, побродит и домой вернётся.

— А если его в лесу медведь задавит?

— Ну чего ты. Вытри глаза-то. Не задавит. Медведь-то уж сытый. Ты вот что… Ты отцу с матерью ничего не говори. А то нам попадёт! Ты дома посиди — тишком.

Вернулась Анюта домой. Заглянула в печку, где горшок с кашей стоял.

«Не перепрела бы. Может, одной кашу поесть?»

Взяла Анюта ложку, да каша в горло не идёт. Бросила ложку, выбежала на улицу.

Куры по двору гуляют, разгребают кучки мусора. Им и дела нет, что Толюн пропал.