Олег Стаматин Кабарга

А раньше-то в голове шептала тайга.

В земле чернильной спала гадюка,

в черничных зарослях кабарга.

Реки ледяной дуга, янтарные берега.

От уха до уха три дня шёл лось,

чтоб сбросить рога.

Дана Сидерос, «В животе»

Где-то десятый час вечера, а может быть какой другой вечерний темный час. Это вовсе не имеет значения. Кругом зима. Сильно утомленный за день город постепенно гасит свои огни, затем ложится на снег и, распластавшись по белоснежной пустыне всем своим великаньим серым телом, в одночасье замирает. Даже буйное шоссе, обыкновенно полное красным светом уходящих вдаль автомобильных караванов, приостанавливает свой ход и замолкает. Кое-где еще, правда, видны оазисы жизни. Вот притаившийся среди кирпичных зданий ларек моргает зеленой вывеской «24 часа», а вот грязная пятиэтажка взирает единственным непотухшим глазом на разлившееся по небу черничное варенье и довольно оседает в снежную перину.

В том окне, где горит свет, сидит за большим кухонным столом и заталкивает внутрь себя водянистую жижу, наваренную на куриных позвонках (суповом наборе) маленький мальчик. Сидит он тихо, нахохлившись как цыпленок, ведь догадывается, что если про него вспомнит мама, что прямо сейчас шуршит уборкой в другой комнате, то тут же погонит спать, чего он крайне не хочет.

Время ползет улиткой — совсем немного и остановится — но ребенок не сильно унывает, ведь своеобразным телевизором ему служит деревянная оконная рама, за которой магическим образом индевеет ночь, а вместо радио в углу крохотной кухни на последнем издыхании кряхтит старинный холодильник с загадочной надписью «Би-рю-са». Темнота гипнотизирует, и завороженный ребенок с необычным удовольствием вглядывается робкими любознательными глазами в черное стекло.

«Вот город и не город вовсе», — думает он — «А самый настоящий дикий лес», — и представляет, как во дворе дома, прямо на его глазах, из снега вырастают могучие сосны, а на дороге, покрывая мертвые автомобили, застывает скованная льдом река. Теперь ему остается придумать только абстрактных животных, чтобы населить ими волшебный лес, но пока он вспоминает знакомых зверей, в доме напротив, в одной из квартир, загорается лампа, и в окне показывается чей-то детский силуэт.

Мальчик замечает это. Фантазии тут же отходят на второй план, а точнее улетучиваются и пропадают в полостях пыльных кирпичных стен. Удивление, что в соседнем доме живет такой же ребенок, как и он, переполняет мальчишку. В полной тишине дитя встает из-за стола и на цыпочках подходит к подоконнику, залезает на него и прижимается лбом к ледяному стеклу.

Там, по другую сторону, в другом доме, происходит тоже самое. Незнакомый мальчик, каких много в каждом дворе, раздвигает занавески и начинает вглядываться в окно напротив. Неожиданная встреча смешит обоих. Оба начинают махать тонкими ручонками в дружеском приветствии и улыбаться от осознания того, что у них появился потайной друг.

Но счастливое время бежит неумолимо быстро. И вот в комнаты к ребятам забредают усталые мамы и строгим голосом приказывают идти в постель. Бросив друг другу прощальный взгляд, дети разлетаются по кроватям, погруженные в свои мысли, а завтра каждый из них навряд ли вспомнит, что вчера у него был пусть и минутный, но все таки друг.

Странно, но в детстве сон напоминает падение, но не то, когда больно ударяешься о поверхность, а то необычное ощущение когда весь мир начинает загадочно проноситься мимо тебя, когда в окне мелькают далекие самолеты и доносится приглушенный лай собак, когда по стенам ползет свет отражающихся в окне автомобильных фар, когда, засыпая, ощущаешь невесомость, когда падаешь в темноту сна, в которой бесконечно мельтешат страхи и пережитые за день, такие значительные для тебя, маленькие радости и невзгоды.

Раннее зимнее утро же похоже на то чувство, когда заталкиваешь ступню в сырой носок — холодное и противное. Тебе еще бесконечно хочется спать и ты наивно тянешься к теплой кровати, но вот тебя уже укутывают во сто одежд, как старика, и тянут к черному выходу из дома, туда, где холодными пальцами тело твое обнимет ветер и спеленает морозом зимняя ночь.

Вот и малыша одним таким утром повезли верхом на санках в далекое и неприятное место под названием «больница». Ехать долго и по утреннему вымершему городу, поэтому волей-неволей, а слегка задремаешь, тем более, что в это мрачное время сон всегда бродит где-то рядом. Мальчик прикрывает глаза, отметает хаотичные мысли и наполняет мозг мягкой ватой пустоты. Забытье все никак не приходит, но вся дорога до больницы вдруг изменяется под действием сумеречного сознания.

Глаза слезятся и бесстыдно обманывают, но эта ложь столь завораживает, что им все тут же прощается. Мысли теряют границы, покидают голову и выходят гулять по зимнему городу. Вместе с глазами они обволакивают небо. Для всех, кто не умеет видеть, это обычное небо, но те кто знают его тайны, те замечают этот смольный океан пронзенный паутинкой звездочек, где между отблескивающей, как канализационный люк в дождь, луной и первыми прорехами света, подымающимися из-за тяжелого горизонта, снуют юркие небесные рыбы и хлопает себя по пузу плавником горбатый кит. Это даже можно услышать. Слышно и нежный шепот звезд, который убаюкивает планету, и тоскливый скрип снега под мамиными ногами. Умиротворяющая картина. Тянет в сон. Бесконечный сон планеты. Вот бы замерзнуть насмерть…

Где-то меж домов, в темноте, пугаясь света, бродит загадка. Каждый поворот мальчишка ждет, что ему откроется какая-то тайна. Но каждый раз, стоит преодолеть одну улицу, что-то неизвестное перемещается на следующую улицу и так далее, и так далее.

Зимой в сибирском городе очень мало света и даже фонари редки. Вот на одном из них и задерживается взгляд мальчика. Ему чудится, что фонарный столб и не столб совсем, а шея высокого пятнистого жирафа, который прямо сейчас пытается схватить ртом несуществующие листья с голого заснеженного дерева. Глаза жирафа источают тоскливый оранжевый свет, который лучами расплывается по сторонам, ноги утопают в сугробах, а туловища вовсе нет. Санки мальчика проезжают прямо под его шеей, и зверь целует ребяческое лицо теплотой электрического света, а затем остается позади. Мать и сын отдаляются и вновь прячутся в темноте.

В частном секторе, устраивают перекличку дворовые псы. Холодно. Они воют, будто плачут, навзрыд, как голодные волки, которые уже поняли, что обречены.

Поблизости все время бродит чей-то силуэт. Фигура бесплотного животного. Олениха