- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (70) »
мне как? Вдруг потом свои не узнают? Сейчас-то не надо бы этим лицом светить. Я доверяю своим, но всё-таки…
— Это ты правильно говоришь, — согласилась Шасти. — А нож у тебя есть? Дай мне его потом, я заговорю лезвие. Порежешь кожу, чтобы кровь выступила — и личина спадёт.
— Годно, — кивнул я. — Хорошее колдовство. А если другим ножом порежут — не спадёт?
— Нет, только этим.
— Умеешь же ты, — похвалил я девушку.
Зря я на неё ругался. Столько разных трав собрать — это она, наверное, весь день бегала. А я думал — играет.
Шасти фыркнула и стала мыть волосы, испачканные маслом. А я опять плеснул воду на камни, чтобы не смотреть на неё, но всё равно видел её, полускрытую паром. Блии-н…
Всё-таки у Камая развитие в этом плане было не чета моему. И никакой робости. Наоборот возникала уверенность, что девчонки у него уже были. И он хорошо знает, что с ними делать.
Жена моя непутёвая мылась и ругала меня:
— Ну вот как ты там один? Колдовать толком не умеешь! Куда без своего меча попрёшься, а?
Я только рассмеялся в ответ:
— Я ж шпионить, а не воевать пойду. Это ненадолго совсем. Назовусь зайцем, запишусь в волчьи воины. И они сами отвезут меня к Белой горе, да ещё и с охраной. Обряд с волчатами проводить надо там, это без вариантов. Я проберусь, куда нужно. Гляну изнутри, что там и как. И тут же смоюсь.
Шасти вдруг отставила ковшик и сказала:
— Ага, смоешься ты! А стражу как усыпить? А другим парням глаза отвести? Решено! Я возьму мужскую одежду и с тобой пойду!
— Чё? — не понял я.
— С тобой пойду, я сказала!
— Ах ты, мелкая, глупая, невоспитанная женщина! Да ты же мне руки свяжешь! А если случится с тобой чего? Как я тебя вытаскивать буду, ты подумала, а?
— Да я знаю больше тебя! Я вполне могу за себя постоять! — рассердилась Шасти.
— Это ты-то? Ты забыла, как мы с тобой ночью дрались! Да ничего ты с парнем не сделаешь, если у тебя молнии кончатся! Даже не вздумай! Никуда не пойдёшь, поняла⁈
— Пойду!
Я вскочил, схватил Шасти, но поскользнулся на мокрой мыльной траве, и мы вместе свалились на землю.
— Не пойдёшь, я сказал!
Она сдавленно пискнула.
Женское тело подо мной было мокрое, горячее…
— Вот же шустрит-то как с девками-и! — раздался над головой насмешливый голос Маймана. — То-то дочка мне говорит — пристаёт ко всем бабам подряд! Уже и в бане какую-то повалил!
— Да это жена его, — пояснил Ичин. — Видишь, тощенькая?
Шасти заверещала, выворачиваясь из-под меня. И я угрюмо поднялся навстречу обоим вождям, скрывая её отступление.
Не хватало ей ещё на других голых мужиков смотреть. Одного-то ещё много!
Огрызнулся:
— Ещё дольше бы шли, я бы десяток сюда затащил!
— Силён! — обрадовался Майман. — Ну-ка, мордой-то повернись? Глянь, Ичин? На кого схож теперь?
И я понял: они знали, что Шасти делает со мной в бане! Наверное, устали ждать и захотелось посмотреть на результат колдовства.
Я повернулся, давая им рассмотреть себя в полутьме и пару.
— Хорошая личина! — оценил Ичин. Зрение у местных было на высоте. Никаких компьютеров и смартфонов у них не имелось, чтобы до времени его посадить.
— Если сам не проговоришься — никто тебя не узнает! — провозгласил Майман и потянулся за берестяным ковшом. — А ну-ка, добавим парку!
Утром я проснулся ещё до света. Сонный, как муха, но всё равно надо было вставать. Ночевали в аиле Майи. Полночи я уговаривал Шасти, что всё со мной будет нормально, что вернусь и даже принесу ей яшму и бирюзу, о которых она мечтала. В здешних бусах моей жене не хватало ярких камней, я пообещал достать. Шасти успокоилась наконец. И даже дала мне несколько дельных советов. Я обещал, что буду максимально осторожен. Какой мне смысл погибать? Вторые полночи я прощался с Майей и братьями. Говорили и по делу, и просто так. Расспрашивал про род зайца, про то, как ведут себя деревенские не воинских родов. А потом вдруг заговорили про магию. Самыми опасными в моём путешествии были не воины, а колдуны. Они могли разглядеть моё истинное лицо, могли заподозрить во мне шпиона не из-за того, что где-нибудь проколюсь, а из-за особого колдовского зрения. Ничего подобного я в убитом колдуне вроде бы не заметил, но родным пообещал держаться от черных гадов подальше. Темира и Ойгона больше всего беспокоил меч: как же я буду сражаться без своего меча? А я… Всё-таки юные — ничего не боятся. И кровь у них горячее. Я думал про то, что там, в ставке терия Вердена, мой второй меч! Вот только как бы его достать? Ставка — это такой палаточный лагерь — юрты, аилы… Это ведь не дворец, можно как-то и просочиться… Все мои ещё спали, и Шасти спала, когда я встал тихонечко, подхватил одежду, кожаный мешок, что приспособил на спину, вместо рюкзака, и вышел на улицу одеваться. Не хотел я никого будить, но Майя так же тихо поднялась и вышла меня провожать. И Ойгон проснулся и тронул за плечо Темира. И ещё полдеревни вышло. Но так тихо, понимаешь, вышло, что жена не проснулась. Бурка не вернулся, и я решил, что так даже лучше. Удрал он, наверное, в свои горы. Разуверился в подлых и злых людях, которые не ценят маленьких диких волков, а всё норовят домашнего подманить. Но ведь и я Бурку не насовсем приручил. Пусть валит к своим и живёт вольным крылатым волком! Тропа вильнула, отстали Темир и Истэчи, провожавшие меня. И я остался один. Ещё поворот, и смолкли последние звуки, пропал запах жилого. Кругом были только горы и лес. И каменистая тропа, ведущая вниз.
Было прохладно, роса мочила мои любимые сапоги, подбитые кожей дракона. Непромокаемые, отличные сапоги. Это было единственное, что я не согласился менять. Хорошие сапоги — половина успешной дороги. В лесу я и в старой жизни ориентировался прекрасно. Очень любил ходить по грибы. Вот и сейчас представил себе, что вышел поутру на тихую охоту. Шёл себе по тропинке и шёл. И к вечеру уже не только спустился с нашей горы, но и покинул условную «территорию барсов». Дальше, согласно плану, нарисованному Ичином, я сначала запутал следы, прошагав полчаса по ручью, потом вышел на тропу, которой часто ходили охотники разных родов и стал спускаться по ней между гор, вниз в долину. Был отсюда и более удобный путь — караванная тропа, но я выбрал скрытность и сравнительное бездорожье. Под ноги ложился то хвойный лес, то небольшие долинки и горные речки. Но в основном дорогу я выбирал по густому кедрачу, и потому вовремя заметил патруль. Четыре волчьих тушки промелькнули в небе и унеслись к югу. Волки предупреждали меня, что волчьи всадники терия Вердена пытаются облетать до конца не покорённые земли. Не боятся, гады.
Утром я проснулся ещё до света. Сонный, как муха, но всё равно надо было вставать. Ночевали в аиле Майи. Полночи я уговаривал Шасти, что всё со мной будет нормально, что вернусь и даже принесу ей яшму и бирюзу, о которых она мечтала. В здешних бусах моей жене не хватало ярких камней, я пообещал достать. Шасти успокоилась наконец. И даже дала мне несколько дельных советов. Я обещал, что буду максимально осторожен. Какой мне смысл погибать? Вторые полночи я прощался с Майей и братьями. Говорили и по делу, и просто так. Расспрашивал про род зайца, про то, как ведут себя деревенские не воинских родов. А потом вдруг заговорили про магию. Самыми опасными в моём путешествии были не воины, а колдуны. Они могли разглядеть моё истинное лицо, могли заподозрить во мне шпиона не из-за того, что где-нибудь проколюсь, а из-за особого колдовского зрения. Ничего подобного я в убитом колдуне вроде бы не заметил, но родным пообещал держаться от черных гадов подальше. Темира и Ойгона больше всего беспокоил меч: как же я буду сражаться без своего меча? А я… Всё-таки юные — ничего не боятся. И кровь у них горячее. Я думал про то, что там, в ставке терия Вердена, мой второй меч! Вот только как бы его достать? Ставка — это такой палаточный лагерь — юрты, аилы… Это ведь не дворец, можно как-то и просочиться… Все мои ещё спали, и Шасти спала, когда я встал тихонечко, подхватил одежду, кожаный мешок, что приспособил на спину, вместо рюкзака, и вышел на улицу одеваться. Не хотел я никого будить, но Майя так же тихо поднялась и вышла меня провожать. И Ойгон проснулся и тронул за плечо Темира. И ещё полдеревни вышло. Но так тихо, понимаешь, вышло, что жена не проснулась. Бурка не вернулся, и я решил, что так даже лучше. Удрал он, наверное, в свои горы. Разуверился в подлых и злых людях, которые не ценят маленьких диких волков, а всё норовят домашнего подманить. Но ведь и я Бурку не насовсем приручил. Пусть валит к своим и живёт вольным крылатым волком! Тропа вильнула, отстали Темир и Истэчи, провожавшие меня. И я остался один. Ещё поворот, и смолкли последние звуки, пропал запах жилого. Кругом были только горы и лес. И каменистая тропа, ведущая вниз.
Было прохладно, роса мочила мои любимые сапоги, подбитые кожей дракона. Непромокаемые, отличные сапоги. Это было единственное, что я не согласился менять. Хорошие сапоги — половина успешной дороги. В лесу я и в старой жизни ориентировался прекрасно. Очень любил ходить по грибы. Вот и сейчас представил себе, что вышел поутру на тихую охоту. Шёл себе по тропинке и шёл. И к вечеру уже не только спустился с нашей горы, но и покинул условную «территорию барсов». Дальше, согласно плану, нарисованному Ичином, я сначала запутал следы, прошагав полчаса по ручью, потом вышел на тропу, которой часто ходили охотники разных родов и стал спускаться по ней между гор, вниз в долину. Был отсюда и более удобный путь — караванная тропа, но я выбрал скрытность и сравнительное бездорожье. Под ноги ложился то хвойный лес, то небольшие долинки и горные речки. Но в основном дорогу я выбирал по густому кедрачу, и потому вовремя заметил патруль. Четыре волчьих тушки промелькнули в небе и унеслись к югу. Волки предупреждали меня, что волчьи всадники терия Вердена пытаются облетать до конца не покорённые земли. Не боятся, гады.
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (70) »