обществе, занимавшимся сравнительным изучением фольклора. Они так и не смогли понять, почему он так поступил, а Лукас не просветил их на этот счет; но правда заключалась в том, что он управлял мирским пристанищем, которое должно быть даже у самых тайных из оккультных обществ, а именно такому обществу он и посвятил свою жизнь. Как было справедливо замечено этим вечером, он поднял Братство на совсем иную позицию, нежели та, которую оно занимало, когда он взял управление их делами в свои руки. Он увидел, что они занимались изучением ради изучения, и показал им практическое применение их знаний. До сих пор они довольствовались тем, что работали с личностью, ее развитием и возрождением. Лукас же показал им, что эти методы могут быть с тем же успехом применены и к интернациональным делам, и он добился таких значительных успехов в определенных государственных переворотах, что подавляющее большинство членов его Братства стало воспринимать его как будущего лидера. Лишь меньшинство неодобрительно относилось к его поступкам, но, как он понял сегодня вечером, к этому меньшинству принадлежали старшие члены Братства, а ведь именно от них зависела его судьба. Поддержка большинства оказалась бы бесполезной, если бы те, кто владел ключами силы, закрыли перед ним двери, и теперь Лукасу стало ясно, что эти двери уже закрылись и даже уже оставались закрытыми на протяжении некоторого времени.

Он знал, что никакая усердная работа, никакая преданность не поможет человеку продвинуться в Братстве, если в сердце этого человека есть зло. Никакие красивые слова тоже ничего не могли изменить; хорошо обученные ясновидящие, которые отвечали за эти вопросы, судили о человеке не по его словам или поступкам, а по цвету его ауры, и эти сигнальные эманации всегда показывали правду. Никакое показное посещение церкви по воскресеньям и ношение крестиков на часовых цепочках не сможет скрыть тусклого красного свечения, которое оставляют развлечения субботних ночей, или подделать яркое и чистое голубое сияние, которое должно было проявиться прежде, чем человека сочтут пригодным к получению высших степеней.

Луказ знал, что хотя его аура была темно-зеленой, этот цвет не был правильным, и он никак не мог исправить этого, кроме как изменив свою собственную природу, избавившись от чрезмерных амбиций и жажды власти, которые разъедали его и вызывали сочувствие у его товарищей, и Лукас также знал, что ни от одной из этих вещей он не хотел бы избавляться; он презирал своих товарищей настолько сильно, что не чувствовал к ним ничего, кроме высокомерной жалости; а что же до отказа от плодов власти, то было ли в жизни что-то еще, чего стоило бы желать и к чему стоило стремиться? Он вполне готов был проявлять доброту ко всем и каждому, или, в сущности, демонстрировать любое другое поведение, которое могло быть потребовано от него в качестве подтверждения его готовности, но для чего тогда было так старательно добиваться обладания силой, чтобы потом воздерживаться от ее применения, даже будучи загнанным в угол, оставалось за пределами его понимания. Он был готов заплатить любую цену, которую потребовали бы с него за обучение, он работал ради этого также, как Иаков работал ради Рахиль, но на протяжении вот уже двух лет он никуда не продвигался, в то время как люди, вполовину менее способные, чем он, опережали его в получении высших градусов. Его обучение теории завершилось, но он понял, что его руководители не были намерены доверять ему ее практическое применение. Ему доверили тайные знания о скрытых силах человека и природы, но он не знал Имен Силы, с помощью которых ими можно было воспользоваться, а без этого все его знания были бесполезными – у него был замок, но не было ключа.

Так он ходил взад и вперед, размышляя о своей проблеме. Руководители открыто заявляли о своей неудовлетворенности; за этим мог последовать полный пересмотр политики Братства, и одновременно с этим весьма радикальное подрезание его собственных крыльев; его даже могли уволить с поста секретаря. Эту ситуацию он постарался предусмотреть. По соседству жил старый генерал, страдавший от нескончаемых приступов бронхита, один из которых мог оказаться смертельным; Лукас благоразумно поддерживал это знакомство, и главной пользой, которую он извлек из своего посвящения в степень ученика, было использование сил, которые оно дало ему, для того, чтобы заставить старика составить завещание в его пользу, так что Лукас надеялся в скором времени пополнить ряды помещиков и частных собственников, а в этом случае, думал он, ему было бы легче приблизиться к моральным стандартам Братства и получить желанные высшие степени. Единственной опасностью для него было то, что завещание могло быть оспорено, и тогда известия об этой сделке дошли бы до его руководителей, и то, что они могли бы сказать об этом, могло оказаться весьма неприятным, ибо он очень хорошо знал о страхе белых оккультистов перед черной магией и радикальными методами ее применения, поэтому он предполагал, что они и в самом деле сочтут эту сделку невероятно черной, хотя у него и не было намерения причинять кому-либо вред ради этих денег, которые могли бы, думал он, принести куда больше пользы, окажись они у него в руках, нежели если были бы распределены между троюродными племянниками и племянницами генерала в третьем и четвертом поколении.

В то же время у Лукаса был очень обоснованный страх перед той темной силой, которая почти всегда так или иначе настигала тех, кто сворачивал с пути правой руки. Некоторые, конечно, хотя и совсем немногие, имели к ней иммунитет; но это были люди, поднявшиеся довольно высоко перед тем, как свернуть влево, так что они стояли выше тех, кому приходилось иметь с ними дело, и часто, по сути, отвечали на оккультные нападения теми же способами; но эти избранные личности встречались редко; мало кто мог долго продержаться вживых, когда против него выступало братство.

Поэтому Лукас просчитывал свои перспективы и они не казались ему слишком многообещающими, если только он не сможет разузнать эти Слова Силы, которые, по крайней мере, позволили бы ему сражаться на равных. Этим вечером ему стало абсолютно ясно, что Братство не откроет их ему; как, во имя неба, земли и воды, могли быть раскрыты эти тщательно оберегаемые секреты? Шаги Лукаса удлинялись и ускорялись по мере того, как возврастала его растерянность. Глядя перед собой ничего не видящими глазами, он бродил, словно маятник, туда и обратно по комнате.

Внезапно его метания прекратились. В своем слепом марше он ходил из стороны в сторону до тех пор, пока не наткнулся на низкую кушетку, на которой прежде