сверхъестественного, никаких признаков жизни, отличных от рыб и моллюсков, не нашли. Это успокоило Леду. Может, действительно вся эта история с русалками приснилась ей? За что же она тогда так оттолкнула, оскорбила родную сестру? Прошло уже десять лет, а про Лею ничего не было слышно. Пропала, сгинула, испарилась.

Леда стала искать глазами мальчика. Вон он сидит в кустах и что-то рассматривает, потом кладет в карман штанов и собирается плыть обратно.

Сын уже не первый раз проявлял поистине необычайные способности во время водных процедур. Поначалу он задерживал дыхание подолгу в ванной, из-за чего слуги в панике кидались его спасать, а он только смеялся над их бледными от ужаса лицами. Он был действительно как маленькая русалочка, быстро и глубоко плавал и почти не уставал. В теплое время года, когда озеро прогревалось, Ганса было не вытащить из воды. Он говорил, что даже хорошо видит дно: каждую рыбешку, рачка и камушек — и не мутно, а отчетливо, как на суше. Он мечтал построить лодку и уплыть посмотреть, что там, вдалеке, где деревья уходят за горизонт, и где озеро расправляет свои берега настолько, что кажется сплошным зеленым океаном, и сколько ни озирайся, лодку окружает лишь бесконечная вода, вода, вода… Туда не проникает ни один звук: тишина давит на уши, сжимает голову в тиски и только аккуратный, скромный плеск маленьких волн о дно лодки напоминает, что ты существуешь, а не растворился в этом многомерном пространстве.

* * *

Ганс вернулся, выбрался на берег и замотал головой, отряхиваясь, как собака, и забрызгал Леду.

— Перестань! — рявкнула Леда, защищаясь руками от брызг, но потом и сама засмеялась. — Давай уже собирайся, скоро начнет темнеть, а мы до сих пор не ужинали.

— Еще чуть-чуть, — заныл Ганс и тут же прыгнул обратно в воду и занырнул поглубже.

Леда поежилась, встала со скамейки и отряхнула платье, к которому же успели прилипнуть сухие листья и цветочные лепестки.

— Мам, почему ты так не любишь это место?

Ганс, наконец, вылез из воды и стал одеваться. Мокрые волосы прилипли к его лицу, и капли быстро стекала по лбу и носу. Он глубоко дышал, переводя дух после заплывов, но выглядел бодрым и расслабленным. Он слишком напоминал своего отца, и у Леды опять горько кольнуло сердце.

— Я люблю наше поместье, но с лесом у меня с ним связано много грустных воспоминаний.

— Ты говорила, что тетя Лея поссорилась с мужем и сбежала сюда, и ее так и не нашли. А что с этим ее мужем стало? Вроде я его даже помню. Наверное, он расстроился.

— Расстроился еще как. Все же он души в ней не чаял. Я тоже плакала, когда потеряла твоего отца.

— Если упасть в воду в таком тяжелом платье, как у тебя, мам, то немудрено, если тетя Лея утонула. А насчет отца… Я его не знаю и, если честно, сложно что-то сказать. Мне жаль, что он тебя оставил. Ой, ну не надо, не плачь.

Леда прикрылась веером и смахивала навернувшиеся слезы. Она думала не только о покойном возлюбленном, с которым была близка совсем недолго, принеся в жертву их любви и тело, и душу, но и о своей сестре, с которой не успела попрощаться. Леда вспомнила, как тогда, десять лет назад, Йохан вернулся из леса ни с чем. Он нашел изорванное платье Леи, а затем выловили из воды и ее нижнюю одежду. Все, что подтверждало ее присутствие в деревне, это чемоданчик и шкатулка, которые она забыла в доме крестьянки Ингрид (та тоже пропала и с тех пор никто ее не видел). Лею искали не один день и даже не месяц. Йохан уехал за своими собаками и оружием, а потом снова вернулся. Группой почти из тридцати человек, они прочесали весь лес, заглянули в каждую яму, рылись в оврагах, лезли в норы, расспрашивали местных по многу раз и даже исследовали само озеро. Йохан всерьез предлагал Леде осушить болота, чтобы найти хотя бы тело. Но Леда, вызвав своего адвоката, тут же подсчитала, во сколько это обойдется, и как пострадает лес и крестьянское хозяйство. Пускай она ненавидела это место, но его пользу не могла отрицать. Под натиском золовки Йохан отступил.

Жена аристократа испарилась. Лея будто отринула материальный мир и перешла в какую-то совершенно другую, неведомую обычным людям реальность.

Баронесса и Йохан были безутешны. Конечно, как мужчина, господин Моррант старался держаться: он все время молчал, нервно кусал пальцы и много, очень много кому-то писал письма. Ему пришлось признаться Лафонтенам, что они с женой повздорили, и супруга сильно на него обиделась. В процессе поисков и по их завершении Йохан по просьбе тещи еще какое-то время жил с ними. Леда была совсем не против, потому что мать очень ему симпатизировала и находила определенную поддержку, которую не получала от старшей дочери. К тому же господин Моррант своим присутствием хорошо влиял на маленького Ганса, который после непродолжительного с ним общения захотел иметь усы, носить костюмы и красиво писать «как дядя».

Через год все уже окончательно смирились с тем, что Лея не вернется, но Йохан отказывался проводить похороны и запрещал теще это делать. Он все еще лелеял безумную надежду, что она однажды выйдет из Черного леса.

Каждую годовщину пропажи Леи матушка порывалась устроить поминки, но Леда ей постоянно напоминает, что они не знают, что с ней. Нет тела, значит, есть надежда, что жива.

«Значит, вот так ты решила сбежать к своему отшельнику», — думала Леда, когда поиски прекратили. Ей мерещилось, что сестра где-то там, в лесу, словно дикарка в звериной шкуре, радуется жизни и нескрываемо презирает все эти дурные порядки высшего общества. Лее просто удалось хорошо спрятаться. Она водит Йохана и его прислугу за нос, скрываясь в потайных местах и сбивая собак со следа.

Должно быть, Леда и сама не хотела признавать, что сестру, скорее всего, больше не увидит. Она корила себя за то, что прогнала Лею из дома, не дала ей высказаться и поступила сумасбродно. Но тогда любовь к Гансу пеленой накрыла ей глаза, и все, что касалось его, она воспринимала враждебно.

С годами воспоминания о встрече с русалками стали казаться ей больной фантазией. Леда была так молода и впечатлительна, что могла принять купающуюся женщину за русалку. Из ревности она не пощадила подругу своего возлюбленного, которая была, судя по всему, еще и калекой, раз не могла ходить. Эта женщина выносила и родила Ганса, сделала то, что не смогла Леда. А сестра? Она была незамужней девушкой и имела право любить кого угодно.

Сейчас, когда Леда сосредоточена на том, чтобы вырастить из сына достойного наследника, она старалась не заниматься самокопанием, чтобы не впадать в мрачные думы еще сильнее.

— Ладно, мам, все хорошо, — вывел мальчик мать из ступора, слегка обняв ее и