вертолётчики.
Высыпали мы на лёд корм для птиц и радуемся: спешит птичья братия на кормёжку, со всех сторон слетается. Но одна лебединая стая даже с места не стронулась. Очень уж гордые. Привёз я ещё корму, а те гордые лебеди всё на том же месте.
Посадил я вертолёт на берегу и пошёл с борттехником к той лебединой стае. А они, бедные, в лёд вмёрзли.
Пришлось нам ломиками поработать. Аккуратно вырубили лебедей изо льда, а они еле живые. Оставить — пропадут.
Почти полсотни птиц погрузили мы в вертолёт и привезли домой. Лётчикам раздали — выхаживать.
Весной лебеди улетели, но не все. У моего друга до сих пор живёт пара. Вместе с курами. Плавать в ставок ходят, так здесь пруд называют, а на ночь к своим друзьям возвращаются.
Нынешней весной у лебедей появилось потомство: три птенца, всем на радость — и птицам, и людям.
Очень мы привыкли к удобствам. Стемнеет — щёлк выключателем: светло! Обед сварить — зажигай газ. Печка — и та из дома ушла. Зимой батареи комнату согревают. Раньше на домашнюю работу много труда уходило: дрова привези, напили, наколи, высуши; воду надо было таскать вёдрами; печь топить спозаранок… Но ведь и теперь удобства наши добываются большим, а иногда и отважным трудом. Вот только вспоминаем мы об этом редко.
Ну, а сам я после одного случая стал памятлив. В ту холодную зиму, когда птиц спасали, море было очень сердитым. Корабли от бурь в портах укрывались, морским же газовщикам от волн и ветра негде было спрятаться.
В наши дни есть и такая удивительная профессия — добытчик газа со дна морского.
Стоят в море железные острова. Как в сказке. На этих островах живут и работают буровики. Бурят морское дно, чтоб добыть для наших городов и сёл голубое топливо — газ. Сигнал бедствия «SOS» — «спасите наши души» — пришёл с железных островов в час ночи. И сразу же связь оборвалась. Ветер ураганный. Дождь, туман. Погода самая что ни на есть нелётная. Но в море люди, им нужна помощь, они ждут, они надеются. Начальник отряда вертолётчиков знал, как опасен полёт в такую непогоду, но нужно было рисковать. В воздух поднялась наша машина. Больше всего я боялся увидеть на месте железных островов — пустынное море. Но нет, вышки стояли! Подлетел ближе и вижу — рано радовался. Площадки, где размещались дома буровиков, — под водой. Люди на вышках сидят, кто где. И это на ледяном ветру. Опустил я продукты на верхние площадки и улетел за одеждой. Подойти к вышкам и снять людей было невозможно, ветер разбил бы вертолёт о железо. Три раза летал я в тот день в кипящее от волн море. Тёплую одежду привёз, еду, воду, лекарства. Снимать людей начали на следующие сутки, когда ветер утих. Вот уж где приходилось быть точным. Зависали возле верхней площадки, и морские буровики над грозной, гремящей пропастью переходили в наш уютный МИ-8… Когда зажигаю плиту, нет-нет да и встанет перед глазами: вертолёт, белое от пены море и люди на вышке воробушками. А как всё просто! Чиркнул спичкой, повернул кран — и горит, шумит весёлое голубое пламя.
Иной-то раз обычный рейс на всю жизнь в памяти остаётся. Однажды вёз пассажиров. Только поднялись — крик. Такой крик, что мотора не слышу.
Второй пилот выскочил в салон и видит: пассажирка глаза зажмурила, уши заткнула и визжит что есть мочи.
Под такую вот сирену прилетели на промежуточный аэродром.
Сели — и пассажирка смолкла.
— Может, вам лучше здесь сойти? — спрашиваю.
— Нет, — говорит, — я по делам лечу. По срочным.
— Тогда возьмите себя в руки.
— Я бы взяла, — отвечает, — но ничего не получается. Страшно!
И тут меня осенило.
Вёз я для детского сада целый ящик воздушных шариков.
— Вот, — говорю, — надувайте. Очень помогает от нервов.
Поднялись в воздух — молчит. Летим — молчит. В тишине до места долетели. Смотрю — в салоне, как в цирке: у каждого пассажира по шарику, а у нашей пассажирки целая связка.
Вызывает меня командир отряда и говорит:
— Получили мы приказ направить вертолёт с опытным экипажем в помощь тюменским нефтяникам. Иван Васильевич! Север — для вас дом родной, и опыта вам тоже не занимать. Согласны?
Кто хоть раз был на Севере, новой встрече всегда рад. Прилетел я в Уренгой, стал бригады на буровые вышки возить. Одних на смену, других со смены.
Опять приходилось летать в снегопады, искать, находить, спасать.
Помню, в самом конце апреля получили мы задание: взять на борт врачей и как можно скорее доставить их в посёлок лесорубов, отрезанный от мира половодьем.
В том дальнем посёлке родился новый человек, а его маме срочно требовалась помощь врачей.
Прилетели в заданный район. В оврагах вода бушует. Лес затоплен. Снега.
Наконец разглядели внизу посёлок. Люди машут, зовут, а приземлиться негде.
Покружился я, покружился и сел на сопку, километрах в четырёх от посёлка.
Врачей двое. Я нёс лекарства. Проваливались в снег по пояс. А потом пришлось и по воде брести.
Спасли врачи маму для её маленького сына. И опять той же дорогой, через снега, по воде отправились мы к вертолёту.
Домой возвращались уже ночью. И тут перед самым аэродромом начался снегопад. Ничего не видно ни на земле, ни в небе.
Смекалка выручила.
Вылетели к реке и пошли над нею вдоль берегов. На берегу у нашего борттехника баня стояла, совсем новая. Вот по бане и определили, где наш аэродром.
Ничего, сели нормально.
В общем, не жалею, что тридцать лет вертолётчиком зовусь. Где бы ещё я столько добра людям сделал?
Без вертолёта человеку теперь никак не обойтись. Вертолёт — всё равно что ослик в горах. Надёжен, терпелив и — везёт! Хоть в гору, хоть с горы.
Нет! Я вам так скажу: вертолёт — машина добрая.
УДОБСТВА ЖИЗНИ
Очень мы привыкли к удобствам. Стемнеет — щёлк выключателем: светло! Обед сварить — зажигай газ. Печка — и та из дома ушла. Зимой батареи комнату согревают. Раньше на домашнюю работу много труда уходило: дрова привези, напили, наколи, высуши; воду надо было таскать вёдрами; печь топить спозаранок… Но ведь и теперь удобства наши добываются большим, а иногда и отважным трудом. Вот только вспоминаем мы об этом редко.
Ну, а сам я после одного случая стал памятлив. В ту холодную зиму, когда птиц спасали, море было очень сердитым. Корабли от бурь в портах укрывались, морским же газовщикам от волн и ветра негде было спрятаться.
В наши дни есть и такая удивительная профессия — добытчик газа со дна морского.
Стоят в море железные острова. Как в сказке. На этих островах живут и работают буровики. Бурят морское дно, чтоб добыть для наших городов и сёл голубое топливо — газ. Сигнал бедствия «SOS» — «спасите наши души» — пришёл с железных островов в час ночи. И сразу же связь оборвалась. Ветер ураганный. Дождь, туман. Погода самая что ни на есть нелётная. Но в море люди, им нужна помощь, они ждут, они надеются. Начальник отряда вертолётчиков знал, как опасен полёт в такую непогоду, но нужно было рисковать. В воздух поднялась наша машина. Больше всего я боялся увидеть на месте железных островов — пустынное море. Но нет, вышки стояли! Подлетел ближе и вижу — рано радовался. Площадки, где размещались дома буровиков, — под водой. Люди на вышках сидят, кто где. И это на ледяном ветру. Опустил я продукты на верхние площадки и улетел за одеждой. Подойти к вышкам и снять людей было невозможно, ветер разбил бы вертолёт о железо. Три раза летал я в тот день в кипящее от волн море. Тёплую одежду привёз, еду, воду, лекарства. Снимать людей начали на следующие сутки, когда ветер утих. Вот уж где приходилось быть точным. Зависали возле верхней площадки, и морские буровики над грозной, гремящей пропастью переходили в наш уютный МИ-8… Когда зажигаю плиту, нет-нет да и встанет перед глазами: вертолёт, белое от пены море и люди на вышке воробушками. А как всё просто! Чиркнул спичкой, повернул кран — и горит, шумит весёлое голубое пламя.
ОБЫЧНЫЙ РЕЙС
Иной-то раз обычный рейс на всю жизнь в памяти остаётся. Однажды вёз пассажиров. Только поднялись — крик. Такой крик, что мотора не слышу.
Второй пилот выскочил в салон и видит: пассажирка глаза зажмурила, уши заткнула и визжит что есть мочи.
Под такую вот сирену прилетели на промежуточный аэродром.
Сели — и пассажирка смолкла.
— Может, вам лучше здесь сойти? — спрашиваю.
— Нет, — говорит, — я по делам лечу. По срочным.
— Тогда возьмите себя в руки.
— Я бы взяла, — отвечает, — но ничего не получается. Страшно!
И тут меня осенило.
Вёз я для детского сада целый ящик воздушных шариков.
— Вот, — говорю, — надувайте. Очень помогает от нервов.
Поднялись в воздух — молчит. Летим — молчит. В тишине до места долетели. Смотрю — в салоне, как в цирке: у каждого пассажира по шарику, а у нашей пассажирки целая связка.
ДОБРАЯ МАШИНА
Вызывает меня командир отряда и говорит:
— Получили мы приказ направить вертолёт с опытным экипажем в помощь тюменским нефтяникам. Иван Васильевич! Север — для вас дом родной, и опыта вам тоже не занимать. Согласны?
Кто хоть раз был на Севере, новой встрече всегда рад. Прилетел я в Уренгой, стал бригады на буровые вышки возить. Одних на смену, других со смены.
Опять приходилось летать в снегопады, искать, находить, спасать.
Помню, в самом конце апреля получили мы задание: взять на борт врачей и как можно скорее доставить их в посёлок лесорубов, отрезанный от мира половодьем.
В том дальнем посёлке родился новый человек, а его маме срочно требовалась помощь врачей.
Прилетели в заданный район. В оврагах вода бушует. Лес затоплен. Снега.
Наконец разглядели внизу посёлок. Люди машут, зовут, а приземлиться негде.
Покружился я, покружился и сел на сопку, километрах в четырёх от посёлка.
Врачей двое. Я нёс лекарства. Проваливались в снег по пояс. А потом пришлось и по воде брести.
Спасли врачи маму для её маленького сына. И опять той же дорогой, через снега, по воде отправились мы к вертолёту.
Домой возвращались уже ночью. И тут перед самым аэродромом начался снегопад. Ничего не видно ни на земле, ни в небе.
Смекалка выручила.
Вылетели к реке и пошли над нею вдоль берегов. На берегу у нашего борттехника баня стояла, совсем новая. Вот по бане и определили, где наш аэродром.
Ничего, сели нормально.
В общем, не жалею, что тридцать лет вертолётчиком зовусь. Где бы ещё я столько добра людям сделал?
Без вертолёта человеку теперь никак не обойтись. Вертолёт — всё равно что ослик в горах. Надёжен, терпелив и — везёт! Хоть в гору, хоть с горы.
Нет! Я вам так скажу: вертолёт — машина добрая.