«Пара минут. Прийя узнала у Котла как… как…» — голос бедняги звучит так, точно у него скрутило живот.
Пока Фэллон принимает десятки поцелуев, которые опускаются на её щеки и лоб, я спрашиваю королеву Шаббе:
— Как мы будем освобождать Зендайю? Она должна будет испить твоей крови перед тем, как погрузиться в Котёл?
Мой язык начинает пощипывать, когда я вспоминаю сладковатый металлический вкус крови Морриган.
— Котёл попросил меня налить крови внутрь него, а не внутрь неё. Но, как и тебе, ей нужно будет погрузиться в Котёл, и либо она вернётся к нам, покрытая чешуей, либо восстанет в человеческом обличье. К сожалению, только Котёл знает, что… — Прийя опускает глаза к удивительному источнику магии, который сделал меня тем, кем я являюсь. — Что от неё осталось.
Фэллон подходит к Агриппине и обхватывает руками её тонкие плечи. Несмотря на то, что Агриппина продолжает неподвижно стоять, точно заборный столб, и не обнимает Фэллон в ответ, моя пара продолжает держать рыжеволосую женщину в своих объятиях. Мне больно видеть дочку Юстуса в таком состоянии, ведь когда-то в Агриппине было столько жизни и страсти. Как и в той женщине, которая доверила ей свою… а теперь и мою самую дорогую вещь.
Я встречаюсь глазами с Юстусом и киваю головой в сторону фейри, который продемонстрировал невероятную доблесть и преданность.
— Как думаешь, Котёл может как-то повлиять на разум Агриппины?
— Возможно, но снятие заклятия Зендайи на некоторое время истощит Котёл. По правде говоря, могут пройти недели прежде, чем мы сможем снять твоё заклятие, Лор. Ты уверен, что не хочешь стать первым?
— Да. Я уверен.
Кахол определенно отгрыз бы мне ухо, если бы услышал, что я поставил его интересы выше интересов нашего народа, но он едва держится. А особенно теперь, когда он потерял Киана. Я не позволю, чтобы ему пришлось снова ждать.
Думая о брате, который недавно покинул нас, и о том брате, которого разрывает от переживаний, я смотрю на Фэллон, и при виде неё мой пульс успокаивается. Она обнимает Юстуса, что заставляет Церес схватиться за сердце, так как её явно удивила та невероятная связь, что установилась между Фэллон и её бывшем мужем благодаря Мириам.
«Так что?» — вопрос Кахола заставляет меня оторваться от клана Росси.
«Прийя говорит, что тебе придётся бросить её в Котёл», — говорю я, когда Фэллон наконец-то возвращается ко мне, размазывая по щекам свой чёрный макияж.
Я протягиваю к ней руку, и часть напряжения покидает моё тело, когда её пальцы обхватывают мои.
«Ты услышал меня, Кахол?»
«Я тебя услышал».
«Ты готов?»
«Нет. Я не готов».
Фэллон проводит большими пальцами по щекам, чтобы стереть растёкшиеся полосы, а я спрашиваю:
«А Дайя готова?»
«Надеюсь, что да».
— Они готовы, Прийя.
Фэллон резко распрямляет плечи, и взгляд её фиолетовых глаз встречается с моими желтыми глазами.
«Мои родители?»
Я киваю, а Прийя обходит нас, опускается на колени на край Котла и наливает крови на зеркальную поверхность.
Не отпуская мою руку, Фэллон разворачивается.
Я слышу, как моя пара бормочет у себя в голове: «Пусть это сработает. Пусть это сработает. Пусть это сработает».
Её тело так сильно дрожит, что каждое атласное пёрышко на её платье трепещет. Как бы мне хотелось уверить её, что всё получится, но будет жестоко давать ей ложную надежду.
«Лор, я уже должен взлететь?» — голос Кахола взрывается у меня в висках.
«Я жду сигнала Прийи, брат».
Проходит целая вечность прежде, чем Прийя встаёт.
— Котёл готов принять её.
«Кахол, сейчас».
Громкое шелестение разносится по долине, когда Кахол взмывает над дворцом с извивающимся телом своей пары, зажатым между когтями. Если бы моё сердце не замерло, как и дыхание Фэллон, я бы мог получить удовольствие, наблюдая за тем, как Дайя пытается пырнуть рогом моего друга, но я слишком нервничаю и не могу даже выдавить улыбку.
Когда он зависает над Котлом, обсидиановые глаза Дайи обводят толпу. Фэллон приглушённо всхлипывает, и взгляд зверя находит её. И только тогда Дайя успокаивается.
Я знаю, что этот змей и Фэллон были очень привязаны друг другу в течение многих лет, но мне очень хочется думать, что неожиданное спокойствие Дайи означает, что под всей этой чешуёй скрывается мать-шаббианка, которая любила своего не рождённого ребёнка всем сердцем.
Когда когти Кахола разжимаются, а тело Дайи падает в Котёл, который поглощает её всю, мой брат с дикими глазами бросается в сторону Фэллон и перевоплощается в человека.
Моя пара высвобождается из моих рук и обхватывает руками сгорбившуюся спину Кахола. Его губы не перестают произносить имя Дайи вместе с какой-то молитвой, а затем он целует волосы Фэллон и не отрывается от них до тех пор, пока поверхность Котла не начинает дрожать и не меняет цвет.
Заметив что-то ярко-розовое, Кахол испускает душераздирающий вой, который сотрясает каменный пол под моими ногами. Я опускаю веки и проклинаю ту надежду, что только что разбила моё жестокое сердце.
Но затем Фэллон делает резкий вдох, и мои глаза раскрываются.
Там, на гладкой как зеркало поверхности Котла, лежит тело женщины с копной розовых волос.
— Дайя? — хрипло произносит Кахол.
Я бросаюсь вперёд и хватаю его за руку раньше, чем он успеет потревожить поверхность Котла, пытаясь забрать из него женщину, родившуюся из тела Минимуса.
Она открывает глаза и они… они…
— О, боги, — восклицает Фэллон.
— Глаза змея, — бормочет Кахол.
У неё действительно глаза змея — полностью чёрные, от века до века. Но всё остальное выглядит как у Дайи. Не считая цвета волос и странной отметины посередине лба, которая похожа на белую жемчужину, прижатую к её коже.
Женщина приподнимается, и Котёл относит её в сторону Прийи.
— Аби Дхара.
Услышав, как её называют «дорогим бриллиантом Прийи», Дайя морщит лоб. Может быть, она больше не говорит на шаббианском?
— Mádhi, — бормочет Фэллон на языке воронов, осматривая белые шрамы, которыми покрыто тело Дайи от шеи до пояса. Это точно такие же шрамы, что были на