рождения Дарси побывала на чердаке, чтобы в последний раз поиграть с домом. Она расстегнула маленькую защелку и отодвинула фасад и крышу. Все было на месте — от крошечной мебели до миски с айвой на кухне. Дарси обнаружила, что ее деревянные родители лежат в своей деревянной кровати, как и ее настоящие родители этажом ниже. К ее удивлению, фигурка Дарси находилась на чердаке, стоя на коленях перед уменьшенной копией кукольного домика, совсем недавно пополнившего коллекцию. Дарси отодвинула свою фигурку с дороги, чтобы получше рассмотреть этот крошечный кукольный домик. Она не хотела прикасаться к нему, так как он выглядел очень хрупким, но когда она заглянула внутрь, позади нее раздался шум, похожий на перестановку ног. Дарси повернулась и увидела силуэт мужчины. Это было мимолетно, но Дарси была уверена, что на человеке не было одежды, а его конечности были вытянуты за пределы обычного. Это видение было настолько сильным, что еще долгое время после исчезновения оставалось в ее памяти. Дарси помнила глубокие шрамы, пересекающие его обнаженный торс, пальцы, впивающиеся в синюшную кожу грудной клетки, и длинное, деформированное лицо, похожее на сросшееся дерево. Она вскочила на ноги и побежала к тому месту, где несколько минут назад стоял этот человек. С каждым шагом Дарси убеждала себя, что это обман зрения: усталость и нездоровый оттенок чердачной лампы. Но место, где стоял обнаженный мужчина, было пустым, его занимала лишь чернильно-черная тень на полу. Дарси протянула руку к черноте и не обнаружила там ничего, кроме холодного ветерка, от которого по коже пробежали мурашки.

Она вернулась к кукольному домику. Фигурки ее родителей уже не спали в своих кроватях. Отец теперь находился в гостиной, его маленькое деревянное кукольное тело было подвешено на куске коричневой бечевки: один конец был прикреплен к потолочной балке, а другой обмотан вокруг его маленькой деревянной шеи. Фигурка ее матери лежала в ванне с водой, с ее запястий стекала струйка красной краски. На розово-кремовых лицах ее родителей было одинаковое выражение, искаженное страхом. Из комнат под чердаком донесся глухой стук. Сердце Дарси забилось так же гулко. Она сбежала по чердачной лестнице и вернулась на лестничную площадку. Открыв дверь в спальню родителей, она обнаружила там дикий пейзаж из разбросанных и скомканных простыней и ничего больше. Она стала звать мать, а в ответ услышала крик отца. Снова лестница. Маленькие ножки Дарси спешили. Она спустилась вниз. Лунный свет пролился на холодный кафельный пол кухни, как галлон молока. Дарси поскользнулась и упала на спину. Боль прокатилась по ноге и позвоночнику, локти запульсировали. Она поднялась и, прихрамывая, подошла к двери, разделявшей кухню и гостиную, и остановилась, чтобы перевести дух.

— Все можно объяснить, — повторяла она как мантру. — Все можно объяснить.

Ветер был оборотнем, запертым в стенах, луна — призраком, пожирающим звезды. Дом скрипел и стонал, словно под каждой половицей обитали души проклятых. Ручка двери в гостиную холодила ладонь, когда она медленно повернула ее и потянула назад, при этом петли жалобно застонали. Зазор не превышал нескольких сантиметров, но голые пятки ног отца, застывшие в пастельных тонах безжизненной ночи, заставили ее не открывать дверь шире.

Она решила, что это слезы, но когда Дарси почувствовала, как что-то мокрое упало ей на лицо, она подняла глаза и увидела на потолке темное пятно воды, бесконечное, как лужа масла. Она отступила назад и смотрела, как каждая капля падает на пол. И тут она поняла, что жидкость не черная, а красная. Дарси упала на колени, затряслась и зарыдала, осознав, что комната, из которой текла кровь, была ванной. В ее хрупком сознании промелькнула картина расчлененного тела матери. Она бросилась в убежище тени, обхватив ее за плечи, как шаль. Это должен быть сон, предположила она. Ее родители не собирались заканчивать свою жизнь вот так. Они были счастливы. Они никогда не оставят ее. На чердаке снова раздался шум. Дарси подняла голову. Если это был сон, то ей нечего бояться, и если ее отец прав, то того, кого она видела на чердаке, тоже можно объяснить.

Ее ноги ослабли, ночная рубашка промокла от пота и слез. Она прошла мимо ванной комнаты, не заглянув туда, и, когда снова оказалась у подножия чердачной лестницы, глубоко вдохнула. Мир замедлил свой ход, пока она поднималась по лестнице. Все было как прежде: коробки не сдвинуты с места, паутина свисает с каждого из четырех углов, тени жалко прижимаются к каждой стене. А рядом стоял кукольный домик, светящийся в тусклом свете, как хэллоуинская тыква, — мрачный символ ее судьбы. Она осторожно подошла к нему. Фигурки ее родителей не изменились — так и остались в своей экспозиции смерти. Она опустилась на колени перед кукольным домиком и увидела, что ее собственная маленькая модель тоже стоит на коленях, прямо перед миниатюрным кукольным домиком. На горле маленькой фигурки виднелась красная полоса, как будто что-то перерезало горло девочки. В этот момент на шею Дарси упал сквозняк, и краем глаза она увидела руку. Кончики каждого пальца были обмотаны марлей, сквозь которую просачивалась темная кровь, словно сложнейшая работа над деталями пропитала кожу до плоти. Тыльная сторона руки была покрыта шрамами, толстыми, как пиявки, и хрип отказывающих легких будоражил ее волосы. Мерцание маленького ножа сужало зрачки, а на горле его холодное острие мешало произнести слова, которые она так хотела произнести, но не смогла.

Все можно объяснить. Все можно объяснить. Все можно объяснить.