глаза, — буркнул я. — Не грузи, Орел. Сказал же, все хорошо. А вы где были?

— На Диких островах, — пожала плечами Матрена. — Потом нам приказали отправляться на Асээ-Тэпх, потом отменили приказ, направили сюда. Про тебя ни слова. Только час назад сообщили, что ты скоро прибудешь. Мы даже не поверили, стояли ждали… Как-то ты изменился, Никита.

— Изменился?

— Не знаю… другой ты какой-то.

— Устал просто.

— Угу. На больничной койке валяться — задача то не из легких, — снова встрял Орел. — Я ведь не отстану, Ник.

— Я понял… Я потом вам все расскажу. Здесь ушей слишком много, а информация не для широкой общественности.

Да и мне не хотелось сейчас все пересказывать, переживая заново, но эту причину я пока оставил при себе.

Остров, на который мы прибыли, был небольшим отколовшимся кусочком Игша и плавал рядом со столичным аллодом. С одной его стороны возвышались горы, бросающие тень на остальную территорию, и поэтому здесь не стояла такая уж сильная жара, трава не пожухла и даже росли невысокие деревья. Вдоль подножия гор тянулись здоровые павильоны, вокруг которых суетилось множество людей, орков и Зэм.

Всех прибывших Хранителей пригласили пройти на большое поле, где мы по-военному слаженно и быстро построились красивыми, ровными рядами, и со всех сторон нас осветили прожекторы, напоминающие о стадионе на Диких островах.

— Как же хорошо иметь дело с Хранителями! Не то что с творческой интеллигенцией — у них нет никакого понятия о трудовой дисциплине! Каждый тянет одеяло на себя, все брызжут идеями, каждая из которых стоит дороже, чем постройка новой ХАЭС… — сетовала хадаганка, бегая вдоль рядов и так радостно оглядывая военных, будто мы только что выиграли войну с Лигой.

Озвученная нам задача казалась максимально простой и понятной — всего лишь промаршировать сто метров по прямой под звуки барабанов, и я искренне недоумевал, зачем держать здесь солдат столько времени, когда управиться можно всего за час. Практика, однако, разошлась с теорией. Не успели мы сделать и пары шагов, как над головами загремело:

— СТОП!

Все остановились. Выяснилось, что прибор, который ведет съемку, установлен под неправильным углом. Мы вернулись на место, прибор переставили, и мы снова по команде двинулись вперед с одухотворенными лицами…

— СТОП!

Теперь неправильным оказалось освещение. Техники начали крутить прожекторы, а мы опять вернулись на исходную позицию. Через десять минут, когда свет был настроен и грохнули первые звуки барабанов…

— СТОП!

Я почувствовал укол недовольства, которое через три часа переросло в еле сдерживаемое раздражение. За третьей остановкой последовала четвертая, потом пятая, потом шестая… на двадцать четвертой я перестал считать. Режиссеру — невысокому, худому хадаганцу в очках — не нравилось все: как мы маршировали, как ветер развевал наши плащи, как рядом стоявшие солдаты сочетались друг с другом, как сияло в свете прожекторов наше оружие… Несколько раз мы перестраивались и меняли направление, после чего приходилось передвигать и все окружающие нас приборы, но как только мы начинали маршировать, что-то снова было не так и звучала команда «Стоп!». Даже самым выдержанным становилось все труднее сохранять на лице искреннюю радость и любовь к Родине. После трех часов упорных съемок мы так и не промаршировали несчастные сто метров от начала и до конца. Все разошлись на пятиминутный перекур.

— Товарищи, кладовщикам на склад требуется доброволец…

«Неожиданно» стать добровольцами изъявили желание все присутствующие… но не зря же я так усердно зарабатывал в лаборатории капитанские погоны. Шикнув на рядовых и лейтенантов, я с неописуемым облегчением покинул поле съемок, надеясь, что это был первый и последний раз, когда я воспользовался своим служебным положением в личных целях. Женщина проводила меня до склада, больше походившего на примерочную — вдоль стен тянулись ряды стоек с вешалками, вдалеке виднелись полки с прочим реквизитом — обувью, головными уборами, оружием, вероятно — бутафорским, слишком уж много украшений на нем было.

— Как можно работать в таких условиях? Как?! Чинуши от искусства!

Между рядов сновали кладовщики, шарахающиеся от вопящей на них хадаганки.

— Это кто? — тихо спросил я, кивнув на женщину в крайней степени нервного возбуждения.

— Это одна из главных наших проблем, — прошептала моя проводница. — Имя ей — Дина Озерина. Во-первых, она жена режиссера. Во-вторых, главный художник. Взрывоопасная смесь! Вынь да положь ей настоящую форму, и оружие Лиги, и предметы их быта! А ведь мы в лепешку разбились, заказали все у лучших ремесленников Незебграда. Не устраивает! Фактура ткани, видите ли, не такая! Я с ней разговаривать уже не могу…

— Паразиты, жирующие на творчестве! Лишь бы сэкономить! А ведь мы тут не в бирюльки играем, мы творим вечное!

Как выяснилось, требования Озериной все же были частично удовлетворены. На склад доставили самые настоящие, трофейные вещи лигийцев, и теперь мне предстояло подтаскивать ящики с реквизитом костюмерам, чтобы они выбрали все необходимое. Дина Озерина принимала непосредственное участие в этом процессе, чуть ли не с головой зарывшись в кучу непривычно пестрой одежды.

— Вот это мне пригодится… и это… и вот это… О-о! Это спасение! Видите?! Эти вещи за версту пахнут Лигой! Это не подделка! Теперь есть надежда, что мы создадим что-то настоящее! Честное!..

Я не видел принципиальной разницы с теми вещами, что висели на плечиках, но предпочел оставить свое мнение при себе. С выбором одежды было покончено примерно через час. Отобрав целую гору тряпья, Озерина свалила мне ее на руки и велела идти за ней, и я, скрывшись за разноцветными тканями и без конца спотыкаясь, потому что не видел дороги, поплелся в соседний павильон.

Увиденное там меня поразило до глубины души. Под высоким потолком, со всех сторон окруженные стенами помещения, под светом софитов мирно шелестели кронами настоящие березки. Сами по себе березы практически не росли на Имперских аллодах, но их искусственно выращивали во многих городах, поэтому удивился я совсем не этому. Среди берез темнело некое сооружение, как конструктор сложенное из круглых струганных бревен с прорезями для окон и двери.

— Лигийская изба! — торжественно произнесла Озерина. —