этой соплюшке.
И схватив упирающуюся Мариночку, Мишель потащила её из комнаты, приговаривая:
— Ишь ты, от горшка два вершка, а туда же — командовать. Ничего, я тебя быстро отучу. Мы перед ней и так и сяк, все на пупе извертелись, а она вон что вытворяет! Посидишь у меня под замком — быстро научишься родителей уважать.
И Мишель, протащив её через коридор, закрыла на ключ в одной из комнат. Там Марина просидела целый день. Почти через каждый час к двери подходил Аркаша и спрашивал о её самочувствии. Сначала девочка не отвечала. Затем, подбежав к двери, попросила Аркашу, чтобы он стащил у Мишель ключ от двери.
— Как я могу это сделать, если она его носит в кармане?
— Придумай что-нибудь, Аркаша.
— Но если я достану ключ, ты ведь сбежишь от них.
— Мы убежим вместе, — тихо прошептала Марина через щель двери.
Аркаша некоторое время помолчал, потом обиженно произнёс:
— Но ведь тогда я никогда не вылечусь, а здесь меня устроили в клинику и лечат. Мне уже стало легче ходить.
— Тогда я сбегу одна. А ты как вылечишься, тоже приедешь.
— Нет, Марина, зря ты всё это затеяла. Не надо было мне собирать тебе это письмо, видишь, как всё плохо вышло.
— Если тебе наплевать на своих родителей-пьяниц, которые тебя выкинули, как собаку, то я люблю своих родителей, какими бы они ни были, и никогда их не брошу. А ты — предатель, уходи отсюда и никогда больше не появляйся.
И Марина отбежала от двери в глубь комнаты.
Аркаша долго пыхтел у двери, затем заковылял прочь. Часа через полтора ему удалось вытащить ключи у Мишель. Быстро, как только мог, он сразу же направился к своей наречённой сестре. Подойдя к двери, мальчик тихо окликнул Марину, но никто не отозвался. Аркаша почувствовал, что через дверную щель сильно дуло. Немного подождав, он сам открыл дверь. Окно было открыто настежь, а за спинку кровати привязана скрученная простыня. Аркаша притащился к окну и увидел цепочку связанных простыней и скатертей, которая тянулась до самой земли с третьего этажа.
Марину нашли вездесущие французские полицейские вечером следующего дня на железнодорожном вокзале. Её задержали, когда она тайком пыталась проскочить в вагон, следующий рейсом Ницца — Париж. По прибытии домой бойкая девочка-сорвиголова, размахивая скомканным письмом, вновь начала категорически требовать от своих новоиспечённых родителей, чтобы её отправили к отцу в Воронеж. Ни Николай Петрович, ни Мишель не были готовы вот так вот, с бухты-барахты, расстаться с таким трудом приобретённой дочкой. И конечно же они всячески отговаривали Марину, ссылаясь на неправдоподобие письма и на то, что Николай Петрович не перенесёт этой разлуки. Но непреклонный характер девочки, унаследованный от отца, не дал им никаких шансов. К глубокому своему сожалению, они всё же поняли, что девочку уже не удержать ни разговорами по душам, ни тем более силовым воздействием, потому что настрадавшаяся девочка от пяток до макушки была пропитана неиссякаемым желанием встретиться со своим папой Петей.
И Николаю Петровичу, обладающему обширными связями и средствами, не оставалось ничего другого, как приобрести билеты и оформить визы в Россию. На вокзале, обняв плюшевого медвежонка, подаренного Николаем Петровичем, Марина долго прощалась с Аркашей, обещая ему, что, как только он вылечится, она его сразу заберёт в Воронеж. Сухо простившись с Мишель, Мариночка быстро заскочила в вагон вслед за Николаем Петровичем. Аркаша, сильно прихрамывая, долго шёл за вагоном, махая рукой, пока тот не обогнал его. По его щекам текли горючие недетские слёзы, как и у Марины. Мишель, автоматически помахивая рукой, приговаривала: — Ну, теперь, Никки, ты меня вряд ли упрекнёшь в нелюбви к девочке. Скорее бы теперь с этим хромым уродом разделаться. Как мне всё это надоело!
Марину нашли вездесущие французские полицейские вечером следующего дня на железнодорожном вокзале. Её задержали, когда она тайком пыталась проскочить в вагон, следующий рейсом Ницца — Париж. По прибытии домой бойкая девочка-сорвиголова, размахивая скомканным письмом, вновь начала категорически требовать от своих новоиспечённых родителей, чтобы её отправили к отцу в Воронеж. Ни Николай Петрович, ни Мишель не были готовы вот так вот, с бухты-барахты, расстаться с таким трудом приобретённой дочкой. И конечно же они всячески отговаривали Марину, ссылаясь на неправдоподобие письма и на то, что Николай Петрович не перенесёт этой разлуки. Но непреклонный характер девочки, унаследованный от отца, не дал им никаких шансов. К глубокому своему сожалению, они всё же поняли, что девочку уже не удержать ни разговорами по душам, ни тем более силовым воздействием, потому что настрадавшаяся девочка от пяток до макушки была пропитана неиссякаемым желанием встретиться со своим папой Петей.
И Николаю Петровичу, обладающему обширными связями и средствами, не оставалось ничего другого, как приобрести билеты и оформить визы в Россию. На вокзале, обняв плюшевого медвежонка, подаренного Николаем Петровичем, Марина долго прощалась с Аркашей, обещая ему, что, как только он вылечится, она его сразу заберёт в Воронеж. Сухо простившись с Мишель, Мариночка быстро заскочила в вагон вслед за Николаем Петровичем. Аркаша, сильно прихрамывая, долго шёл за вагоном, махая рукой, пока тот не обогнал его. По его щекам текли горючие недетские слёзы, как и у Марины. Мишель, автоматически помахивая рукой, приговаривала: — Ну, теперь, Никки, ты меня вряд ли упрекнёшь в нелюбви к девочке. Скорее бы теперь с этим хромым уродом разделаться. Как мне всё это надоело!