скрываю. У меня был… Друг, который намеренно скрывал эмоции. Считал, что это круто и так он будет больше значить для мира, но это полный бред. Я бы не стал использовать то как тактику, к тому же… — он заставил себя улыбнуться, — Вы бы меня быстро раскусили.
Следователь по-доброму усмехнулся.
— Я понимаю. Ты когда-нибудь консультировался у психотерапевта?
— Нет.
— Ничего страшного, — задумавшись, произнес Борис, вскоре возвращаясь к работе, — Так что насчет своих друзей? Как думаешь, почему они нам солгали?
— Откуда я знаю? Они всегда считали меня… Другим.
— Другим? Почему?
— Ну, вы сами понимаете. Моя манера общения, тело… Лицо. Они бы наверняка хотели подставить кого-то, как я.
Мужчина поджал губы, вздохнув.
— Я услышал тебя. Спасибо за содействие, Голиаф. Сейчас к тебе придет еще один полицейский, поговори с ним тоже, пожалуйста.
— Хорошо.
Борис Николаевич вышел из камеры, и вскоре в неё зашел другой следователь. Мужчина со светлыми волосами, еще молодой, но явно хорошо подготовленный, вошел к Голиафу и сел на стул, где раньше сидел прошлый полицейский. Особо не церемонясь, он кинул еще одну фотографию Марты прямо под нос юноше.
— Итак, у нас мало времени, — словно скроговоркой проговорил юноша, почти такой же молодой, как и сам Голиаф. Закинув ногу на ногу, он ткнул пальцем в фотографию, — Знаешь её?
Абатуров скептически сщурил глаза, понимая, что это уловка, на которую он ни в коем случае не должен попасться. Сохраняя спокойное лицо, он ответил.
— Марта Озёрова.
— Потрясающе. Зови меня Нео, если тебе очень важно мое имя, — небрежно откинув папку с делом, «Нео» посмотрел прямо в глаза юноше, — Ты знаешь, зачем ты здесь?
Голиаф не шелохнулся. Этот все видел через стекло. Этот думает, что знает, куда надо надавить. Но Абатуров давит не хуже других.
— Не знаю, Нео.
— Да ладно? — почему-то юноша странно улыбнулся, пододвигаясь еще ближе, — Давай-ка я тебе напомню. Марта Озёрова. Её исчезновение.
— Исчезновение? — Голиаф поднял брови.
— Не строй из себя придурка, придурок, — повысил голос блондин, — Мы все прекрасно знаем. Когда ты видел её в последний раз?
— Борис Николаевич уже спрашивал меня об этом, — сам не зная, почему, Голиаф улыбнулся, на что Нео вдруг засмеялся:
— Настроение хорошее, да? Слушай меня сюда… — прошипел юноша, приблизившись к студенту, — Ты так и не понимаешь, что происходит? Ты в полицеском участке, парень. У тебя уже ОГРОМНЫЕ неприятности. И сейчас у тебя два пути: или ты перестаешь вилять жопой и раскрываешь, кого пытаешься покрыть, или берешь ответственность на себя.
Нельзя рисковать.
— Я понял, Нео.
— Славно, — следователь снова откинулся на спинку стула и расслабился, — А теперь скажи мне, когда ты видел её в последний раз?
— Может, месяц назад.
— Месяц назад? — улыбнулся блондин, — Оставь эту сказку Боре. И что вы делали «месяц назад»? — он пальцами показал кавычки.
— Общались. Мы виделись в универе.
— И о чем вы общались.
— Я не знаю… Ну… Всякое… Там музыка, уроки, учителя и одногруппники, вы знаете как это бывает.
— Знаю-знаю, — лениво ответил мужчина, — И кем же вы были друг другу?
— Мы были друзьями, Нео, — вполне спокойно ответил юноша. Следователь изменился в лице.
— Друзьями, говоришь…
Он замолчал. Посмотрев на студента, «Нео» приблизился к нему, смотря четко в глаза.
— Слушай сюда, мальчик. Мы нашли женский труп около твоей мусорки.
— ЧТО, — неконтролируемо вскрикнул юноша, не чувствуя как поднимаются брови, раширяются его глаза и опускается челюсть. Следователь игнорирует его реакцию.
— Тело в лаборатории. И мы знаем, что это был ты. Ты всю её обтрогал, Голиаф, оставил все свои отпечатки на ней.
Голиаф постепенно успокоился, насильно опуская брови вместе с веками и закрывая рот. Ему потребовалось только пару секунд, чтобы понять, что следователь блефует. Анализы не могут быть готовы так скоро. Юноша вновь нарисовал спокойное лицо.
— Я не убивал её.
— Да? А вот я уверен в обратном, — он почему-то стал более обеспокоенным, — Пойми, у неё ведь есть семья… Ты не из тех, кто хочет видеть мучения, Голиаф, я знаю. Ты не такой парень, ты не убийца.
— Так и есть. Я не убивал её.
Следователь вскочил со стула, ударив по столу.
— Да мы и так знаем, что это был ты!! — проорал сорвавшийся юноша,
— Ты оставил свои отпечатки, свои следы! Ты облажался, Голиаф! По-крупному облажался!
— Я этого не делал.
Спокойный, даже не взволнованный тон сотворил со следователем что-то странное. В глазах блондина сверкнул страх, после чего он тут же замолчал, а затем молча встал и ушел.
Голиаф просидел в камере еще около часа, как вдргу дверь открылась и зашли двое уже знакомых ему полицейских. Борис Николаевич задумчиво смотрел на Абатурова, прислонив кулак к подбородку, пока тот, который ушел в страхе, теперь стоял с самодовольной улыбкой на лице:
— Ну что, Абатуров? Пришли наконец результаты тестов. Сейчас мы и узнаем кто ты такой на самом деле.