«золота дракона», из кристаллизованного протовещества.

Небеса оказались предзакатные, яркий глубокий оранжевый цвет граничил с бледно желтым и бирюзовым. Солнца, как всегда, на небе не было, а вот звезды проклевывались. Также имелись редкие двухцветные облачка, спиралевидной формы.

Холм бы покрыт цветами, множеством цветов всевозможных форм и расцветок. Эти цветы были уникальны совсем как снежинки, ни одна форма и ни один цветовой оттенок не повторялись. От земли парило пьянящим теплом жар-цвета.

Русалки принарядились, цветастые полупрозрачные сарафаны, расшитые цветами и каменьями, венки на головах, гирлянды цветов и ожерелья из драгоценных камней на шеях. Их глаза заметно светились, изумрудным и лазурным светом.

Вместо приветствия каждая подарила мне по чувственному поцелую. Надо отдать должное, сурица что-то изменила во мне, теперь русалки воспринимались совсем как живые люди. Спектр эмоций и гамма ощущения всё также были обширны, но перестали быть абстрактными, стали близкими и плотными.

— Какие вы красотки, — восхитился я.

— Ага, — усмехнулась Лала, — как говорится, не бывает некрасивых русалок, бывает мало сурицы…

— А чего вы вдруг одеваться стали? — уточнил я. — По статусу теперь не положено голенькими по мальчикам бегать?

— А мы ли? Это же ты нас такими видишь, — улыбнулась Дубравка.

— А вы тогда почему меня голыми видите? — слегка удивился я.

— Не поднялся, наверное, пока по еще статусу в наших глазах, — невинно предположила Лала.

— Расскажете, поподробнее? — предложил я.

— Да что тут рассказывать? — отмахнулась Дубравка.

— Ну, про точки, расскажите, которые открыли…

— Думаю, это можно. У тебя изначально только три из них открыты были, ум, речь и ощущения. Попав сюда и почуяв наш запах, ты сумел пробудить в себе волю. Путешествуя во снах, ты открыл сновиденье. Затем через эгрегоры мы открыли тебе виденье. Убив дракона, ты открыл бытие, а сорвав жар-цвет — забвение.

— А где они?

— Разум в голове, речь в горле, ощущения в солнечном сплетении, сновидение в левой половине груди, виденье — в правой, воля в животе, бытие слева за пределами тела, забвение справа за пределами тела.

— Мм, бытие связано с инвентарем, как я понимаю, поэтому мне кажется, что я словно что-то достаю слева, когда использую его. А забвение?

— Точка открыта, но ты её ещё никак не используешь…

— А как?

— Экспериментируй, пробуй, это невозможно объяснить, поскольку разум это всего лишь одна точка из восьми, далеко не главная.

— Забавно… Так, а что конкретно все эти точки дают, за что отвечают?

— Что это за точки — вполне себе из названия видно, за что отвечают — тоже. А как ты их использовать будешь это уже от тебя зависит. Сейчас ты больше воспринимаешь мир описательно, связкой разум-речь-ощущения, что дает тебе осведомленность. Но ты вполне можешь использовать более короткую и надежную связку воля-виденье, которая даст тебе прямое знание о природе вещей…

— А у вас сколько точек?

— А вот это тебе рановато знать, не поймешь…

— Ясно, — вздохнул я, — опять темните. А одежда с вас снимается?

— Может быть, может быть… — загадочно сообщила Дубравка.

— Вообще, красиво вы тут все устроили, даже Дуб украсили, цепь ему пожаловали. Вот гляжу я на него и думаю, что придумал себе позывной. Стану-ка я Баюном. Обстановка-таки располагает, все атрибуты Лукоморья имеются, я бы, наверное, и локацию так назвал, только тут моря нет. А хотя ладно, пусть будет Лукоморьем, — махнув рукой решил я.

Баюнами я называл местную прокачанную версию рыси. Как волки прокачивались в лютоволков, олени в индриков, белочки в импов, так и рыси прокачивались в баюнов. Они были более массивны, с более выраженными бакенбардами и висячими кисточками на ушах, тройными рядами клыков и звуковым ударом, которым они могли сбивать с деревьев белок-импов на средней дистанции.

— Люди придут, море искать будут, а его тут нет? — скептически уточнила Лала.

— Ага, вот смеху-то будет, — активно покивал я головой.

— Да, некоторые русы точно не меняются… — легонько хлопнула себя по лбу Лала.

— А чего так нарядно у вас сегодня? — спросил я. — Что-то празднуем?

— Ну да, — ответила Дубравка. — Ты сурицу испил, раскрылся до предела, чем не праздник?

— А за одно и расставание наше, — с плохо скрываемой грустью в голосе добавила Лала.

— Значит, пора? — сердце у меня ёкнуло и перестало биться.

— Да, — согласилась Дубравка. — Это естественный ход вещей. За весной приходит лето, за летом осень, за осенью зима. Глупо было сопротивляться течению бытия…

— Мы сначала думали грустно попрощаться, осень устроить и всё такое, — улыбнулась Лала, — но потом решили, что это лишнее.

— Ты же не навсегда уходишь, а в последний раз, — добавила Дубравка. — Так что будем веселиться и мечтать о будущем…

— Я, кстати, всё узнал, — заявил я русалкам, — и всё разработал. В смысле плана. Тут мне по секрету Бог поведал что битва за его престол началась. Я решил поучаствовать и победить. Стану главным и тогда заживем как в сказке! На золоте есть будем, на серебре пить…

— Забавно, — удивилась Дубравка, — что ты это знаешь…

— Непонятно только откуда, — согласилась с ней Лала.

— Я же говорю — пришло сообщение от бога, — пояснил я.

— Думаешь, такое всем приходит? — усмехнулась дева леса.

— Не знаю, — я не совсем въехал в суть проблемы, — но какая разница? Где я, а где все? Главное, что я знаю.

— Наверное из-за взятия класса, — заключила-таки Лала после минутного разглядывания меня.

— Да не, просто я всего лишь избранный, — отмахнулся я, на что русалки рассмеялись.

— И как ты его захватывать-то собрался? — уточнила Дубравка.

— Пока не знаю, мало информации, начну с ее сбора, — вздохнул я. — Вас даже не спрашиваю, вы уже отвечали — всё сам.

— Обиделся что ли? — удивилась Хозяйка Горы. — То ж для твоей пользы было.

— То есть в этот раз расскажите всё без утайки? — удивился я.

— Не-е-ет, — протянула Лала. — Мы и сами всего не знаем, но утаивать то, что знаем не будем, а если и будем, то для дела…

— У меня сложилось впечатление, что вы физически не можете рассказать мне что-то новое, неизвестное, а говорите только о том, что я и так знаю, хотя бы и косвенно… — заметил я.

— Может и так, — хитро улыбнулась ореада. — но когда ты не знал, что мы не можем рассказать ничего из того, чего бы ты и так не знал, мы же тебе все равно ничего не рассказывали…

— Знаем главное — просто так в битву не вступить, — вмешалась дриада. — Сражаться ты можешь сколько душе угодно, вот только