темнее

Осенней земли…

Вот он —

Идет к заповедным воротам

Локоном хмеля

Увенчанный бог!

Бейте

В жужжащие бубны! развейте

Флейтами дрему

Лесов и полей!

В танце

Завейтесь! В осеннем багрянце

Пляской и вихрем

Завьется земля…

Маски

Из листьев наденете в пляске,

Белые ткани

Откинете с тел!

Ноги

Их давят пурпурные соки

Гроздий лиловых

И мха серебро…

Пляшет,

Упившись из меха, и машет

Тирсом с еловою

Шишкой сатир.

<6 февраля (24 января) 1915 Париж>

ТРЕЛИ

«Filiае et filii!»^[2]

Свищет соловей

На лесном развилии

Радостных путей.

Расцветают лилии,

Плещут средь полей

Ткани, как воскрылия

Лебедей.

Сдержаны движения,

Руки сплетены…

В юноше смущение

Веющей весны…

И при приближении

Девушки — Луны —

Головокружение

Глубины.

Над лесными кущами

Вью-вью-вью-вью-вью

Трелями, секущими

Песню соловью,

Хоровод с поющими

Славу бытию

Звуками цветущими

Обовью…

<9 февраля (27 января) 1915 Париж>

LUNARIA Венок сонетов

1

Жемчужина небесной тишины

На звездном дне овьюженной лагуны!

В твоих лучах все лица бледно-юны,

В тебя цветы дурмана влюблены.

Тоской любви в сердцах повторены

Твоих лучей тоскующие струны,

И прежних лет волнующие луны

В узоры снов навеки вплетены…

Твой влажный свет и матовые тени,

Ложась на стены, на пол, на ступени,

Дают камням оттенок бирюзы.

Платана лист на них еще зубчатей

И тоньше прядь изогнутой лозы…

Лампада снов, владычица зачатий!

2

Лампада снов! Владычица зачатий!

Светильник душ! Таинница мечты!

Узывная, изменчивая, — ты

С невинности снимаешь воск печатей,

Внушаешь дрожь лобзаний и объятий,

Томишь тела сознаньем красоты

И к юноше нисходишь с высоты

Селеною, закутанной в гиматий.

От ласк твоих стихает гнев морей,

Богиня мглы и вечного молчанья,

А в недрах недр рождаешь ты качанья,

Вздуваешь воды, чрева матерей

И пояса развязываешь платий,

Кристалл любви! Алтарь ночных заклятий!

3

Кристалл любви! Алтарь ночных заклятий!

Хрустальный ключ певучих медных сфер,

На твой ущерб выходят из пещер,

Одна другой страшнее и косматей,

Стада Эмпуз; поют псалмы проклятий

И душат псов, цедя их кровь в кратэр;

Глаза у кошек, пятна у пантер

Становятся длиннее и крылатей.

Плоть призраков есть ткань твоих лучей,

Ты точишь камни, глину кирпичей;

Козел и конь, ягнята и собаки

Ночных мастей тебе посвящены;

Бродя в вине, ты дремлешь в черном маке,

Царица вод! Любовница волны!

4

Царица вод! Любовница волны!

Изгнанница в опаловой короне,

Цветок цветов! Небесный образ Иони!

Твоим рожденьем женщины больны…

Но не любить тебя мы не вольны:

Стада медуз томятся в мутном лоне,

И океана пенистые кони

Бегут к земле и лижут валуны.

И глубиной таинственных извивов

Качания приливов и отливов

Внутри меня тобой повторены.

К тебе растут кораллы темной боли,

И тянут стебли водоросли воли

С какой тоской из влажной глубины!

5

С какой тоской из влажной глубины

Всё смертное, усталое, больное,

Ползучее, сочащееся в гное,

Пахучее, как соки белены,

Как опиум волнующее сны,

Всё женское, текучее, земное,

Всё темное, всё злое, всё страстное,

Чему тела людей обречены, —

Слепая боль поднятой плугом нови,

Удушливые испаренья крови,

Весь Океан, плененный в руслах жил,

Весь мутный ил задушенных приятий,

Всё, чем я жил, но что я не изжил, —

К тебе растут сквозь мглу моих распятий.

6

К тебе растут сквозь мглу моих распятий

Цветы глубин. Ты затеплила страсть

В божнице тел. Дух отдала во власть

Безумью плоти. Круг сестер и братий

Разъяла в станы двух враждебных ратей.

Даров твоих приемлет каждый часть…

О, дай и мне к ногам твоим припасть!

Чем дух сильней, тем глубже боль и сжатей!

Вот из-за скал кривится лунный рог,

Спускаясь вниз, алея, багровея…

Двурогая! Трехликая! Афея!

С кладбищ земли, с распутий трех дорог

Дым черных жертв восходит на закате —

К Диане бледной, к яростной Гекате!

7

К Диане бледной, к яростной Гекате

Я простираю руки и мольбы:

Я так устал от гнева и борьбы —

Яви свой лик на мертвенном агате!

И ты идешь, багровая, в раскате

Подземных гроз, ступая на гробы,

Треглавая, держа ключи судьбы,

Два факела, кинжалы и печати.

Из глаз твоих лучатся смерть и мрак,

На перекрестках слышен вой собак,

И на могильниках дымят лампады.

И пробуждаются в озерах глубины,

Точа в ночи пурпуровые яды,

Змеиные, непрожитые сны.

8

Змеиные, непрожитые сны

Волнуют нас тоской глухой тревоги.

Словами Змия: «Станете как боги»

Сердца людей извечно прожжены.

Тавром греха мы были клеймены

Крылатым стражем, бдящим на пороге.

И нам, с тех пор бродящим без дороги,

Сопутствует клейменный лик Луны.

Века веков над нами тяготело

Всетемное и всестрастное тело

Планеты, сорванной с алмазного венца.

Но тусклый свет глубоких язв и ссадин

Со дна небес глядящего лица

И сладостен, и жутко безотраден.

9

И сладостен, и жутко безотраден

Безумный сон зияющих долин.

Я был на дне базальтовых теснин.

В провал небес (о, как он емко-жаден!)

Срывался ливень звездных виноградин.

И солнца диск, вступая в свой притин,

Был над столпами пламенных вершин,

Крылатый и расплесканный, — громаден.

Ни сумрака, ни воздуха, ни вод —

Лишь острый блеск агатов, сланцев, шпатов.

Ни шлейфы зорь, ни веера закатов

Не озаряют черный небосвод.

Неистово порывист и нескладен

Алмазный бред морщин твоих и впадин.

10

Алмазный бред морщин твоих и впадин

Томит и жжет. Неумолимо жестк

Рисунок скал, гранитов черный лоск,

Строенье арок, стрелок, перекладин.

Вязь рудных жил, как ленты пестрых гадин.

Наплывы лавы бурые, как воск,

И даль равнин, как обнаженный мозг…

Трехдневный полдень твой кошмарно-страден.

Пузырчатые оспины огня

Сверкают в нимбах яростного дня,

А по ночам над кратером Гиппарха

Бдит «Volva»^[3] — неподвижная звезда,

И отливает пепельно-неярко

Твоих морей блестящая слюда.

11