в загоне, —
Весь тайный цвет Европы иль Москвы —
Вокруг себя объединяли вы —
Брандес и Банг, Танеев, Минцлов, Кони…
Раскройте вновь дневник… Гляжу на ваш
Чеканный профиль с бронзовой медали…
Рука невольно ищет карандаш,
И мысль плывет в померкнувшие дали.
И в шелесте листаемых страниц,
В напеве фраз, в изгибах интонаций
Мерцают отсветы событий, встреч и лиц…
Погасшие огни былых иллюминаций.
<22 декабря 1913 Коктебель>
РОПШИН
Холодный рот. Щеки бесстрастной складки И взгляд из-под усталых век… Таким сковал тебя железный век В страстных огнях и бреде лихорадки. В прихожих Лувра, в западнях Блуа, Карандашом, без тени и без краски Клуэ чертил такие ж точно маски Времен последних Валуа. Но сквозь лица пергамент сероватый Я вижу дали северных снегов, И в звездной мгле стоит большой, сохатый Унылый лось — с крестом между рогов. Таким был ты. Бесстрастный и мятежный В руках кинжал, а в сердце крест: Судья и меч… с душою снежно-нежной, На всех путях хранимый волей звезд. <20 декабря 1915 Париж>БАЛЬМОНТ
Огромный лоб, клейменный шрамом, Безбровый взгляд зеленых глаз, — В часы тоски подобных ямам, И хмельных локонов экстаз. Смесь воли и капризов детских, И мужеской фигуры стать — Веласкес мог бы написать На тусклом фоне гор Толедских. Тебе к лицу шелка и меч, И темный плащ оттенка сливы; Узорно-вычурная речь Таит круженья и отливы, Как сварка стали на клинке, Зажатом в замшевой руке. А голос твой, стихом играя, Сверкает плавно, напрягая Упругий и звенящий звук… Но в нем живет не рокот лиры, А пенье стали, свист рапиры И меткость неизбежных рук. И о твоих испанских предках Победоносно говорят Отрывистость рипостов редких И рифм стремительный парад. <15(2) февраля 1915 Париж>НАПУТСТВИЕ БАЛЬМОНТУ
Мы в тюрьме изведанных пространств… Старый мир давно стал духу тесен, Жаждущему сказочных убранств. О, поэт пленительнейших песен, Ты опять бежишь на край земли… Но и он тебе ли неизвестен? Как ни пенят волны корабли, Как ни манят нас моря иные, — Воды всех морей не те же ли? Но, как ты, уже считаю дни я, Зная, как торопит твой отъезд Трижды-древняя Океания. Но не в темном небе Южный Крест, Не морей пурпурные хламиды Грезишь ты, не россыпь новых звезд… Чтоб подслушать древние обиды В жалобах тоскующей волны, Ты уж спал на мелях Атлантиды. А теперь тебе же суждены Лемурии огненной и древней Наисокровеннейшие сны. Голос пламени в тебе напевней, Чем глухие всхлипы древних вод… И не ты ль всех знойней и полдневней? Не столетий беглый хоровод — Пред тобой стена тысячелетий Из-за океана восстает: «Эллины, вы перед нами дети…» — Говорил Солону древний жрец. Но меж нас слова забыты эти… Ты ж разъял глухую вязь колец, И, мечту столетий обнимая, Ты несешь утерянный венец. Где вставала ночь времен немая, Ты раздвинул яркий горизонт. Лемурия… Атлантида… Майя… Ты — пловец пучин времен, Бальмонт! <22(9) января 1912 Париж>ФАЭТОН
БальмонтуЗдравствуй, отрок солнцекудрый, С белой мышью на плече! Прав твой путь, слепой и мудрый, Как молитва на мече. Здравствуй, дерзкий, меднолицый, Возжелавший до конца Править грозной колесницей Пламеносного отца! С неба павший, распростертый, Опаленный Фаэтон, Грезишь ты, с землею стертый, Всё один и тот же сон: «Быть как Солнце!» до зенита Разъяренных гнать коней! Пусть алмазная орбита Прыщет взрывами огней! И неверною рукою Не сдержав узду мечты, Со священной четвернею Рухнуть с горней высоты! В темном пафосе паденья, В дымах жертвенных костров Славь любовь и исступленье Воплями напевных строф! Жги дома и нивы хлеба, Жги людей, холмы, леса! Чтоб огонь, упавший с неба, Взвился снова в небеса! <13 февраля 1914 Коктебель>
ДВА ДЕМОНА
Посв. Т. Г. Трапезникову