никогда бы не открыли, если бы у Колумба не было ничего, кроме ноздрей. Друг Ароухед, видели вы когда-нибудь такую машинку?

Индеец оглянулся, бросил взгляд на компас и с важностью ответил:

— Глаз бледнолицего. Тускарора смотрит своей головой. Соленая Вода (так индеец называл своего спутника) теперь весь глаз; не имеет языка.

— Он хочет сказать, дядюшка, что мы должны молчать; может быть, он сомневается в тех людях, к которым мы идем.

— Да, это уж так водится у индейцев. Видишь, он осмотрел затравку у своего ружья. Пожалуй, и мне следует взглянуть на свои пистолеты.

Мабель не смущали эти приготовления, к которым она уже привыкла за время своего продолжительного путешествия. Она легко шла за своими спутниками, ни на шаг от них не отставая. Первые полмили шли молча и не принимали никаких предосторожностей. Но, когда они подошли ближе к тому месту, где, по их мнению, разведен был огонь, нужно было позаботиться о других мерах.

В лесу, как это обыкновенно бывает, огромные и прямые стволы деревьев не давали возможности видеть вдаль. Зеленые ветви поднимались вверх, к свету, и этот лиственный покров был как бы сводом, поддерживаемым многочисленными естественными колоннами. Эти колонны, или деревья, часто, однако, служили прикрытием для авантюриста, охотника или врага; и когда Ароухед приблизился к тому месту, где его опытное и безошибочное чутье велело ему искать незнакомцев, — шаги его сделались легче, глаз зорче, он тщательнее прятался за деревьями.

— Смотри, Соленая Вода, — сказал он Капу с торжеством, указывая в то же время на просвет в чаще деревьев, — бледнолицего огонь.

— Клянусь богом, приятель прав! — пробормотал Кап. — Вот они сидят и едят, как будто в каюте трехпалубного судна.

— Ароухед прав только наполовину! — прошептала Мабель. — Тут два индейца и только один белый.

— Бледнолицые, — сказал тускарора, подняв два пальца. Затем, подняв один палец, он добавил: — краснокожий.

— Да, — сказал Кап, — трудно решить, кто прав, кто неправ. Один — совершенно белый, стройный молодец, живой и приятный с виду; другой — краснокожий настолько, насколько может быть человек краснокожим от природы или от краски; но третий оснащен только наполовину— не то бриг, не то шхуна.

— Бледнолицые, — сказал Ароухед, — снова подняв два пальца. — Краснокожий… — и он поднял один палец.

— Должно быть, он говорит правду, дядюшка: глаз его, кажется, никогда не ошибается. Но теперь важнее всего узнать, кого мы встретим: друзей или врагов? Может быть, это французы?

— Один окрик, и мы все узнаем, — ответил Кап. — Стань за дерево, Магнит, а то этим негодяям, чего доброго, взбредет в голову стрелять, не дождавшись переговоров! Я тотчас узнаю, под каким они крейсируют флагом.

Дядя приставил обе руки ко рту в виде рупора и готов уже был крикнуть, как вдруг Ароухед остановил его быстрым движением руки.

— Краснокожий — могикан, — сказал Тускарора, — хорошо; бледнолицые — ингизы^[6].

— Счастливая весть, посылаемая небом, — пробормотала Мабель, которую пугала мысль, что здесь, в этой глухой чаще, может разыграться кровавая стычка. — Пойдемте все вместе, любезный дядюшка, и скажем, что мы друзья.

— Хорошо, — сказал Ароухед, — красный не спешит и знает; бледнолицый скор, — огонь. Пусть идет сквау^[7].

— Что? — сказал Кап в изумлении. — Послать вперед эдакую лодчонку — малютку Магнит? А мы — два лентяя — ляжем в дрейф^[8] и будем смотреть, как она причалит к неизвестной пристани? Да я…

— Это всего благоразумнее, дядюшка! — прервала его девушка. — Мне нисколько не страшно. Никто, увидя одну беспомощную женщину, не станет стрелять; мое присутствие будет залогом мира. Пустите меня вперед, как хочет Ароухед, и все кончится благополучно. Нас еще не заметили, незнакомцы удивятся, но не встревожатся.

— Хорошо, — сказал Ароухед, не скрывая, что одобряет мужество Мабель.

— Это что-то не согласно с честью моряка, — ворчал Кап, — но так как мы в лесу, никто об этом не узнает. Если ты думаешь, Мабель…

— Дядюшка, я знаю, что мне нечего бояться; к тому же это так близко, что вы будете в состоянии защитить меня.

— Хорошо же, возьми один из моих пистолетов, да…

— Нет, я лучше положусь на мой возраст и слабость, — отвечала девушка улыбаясь, и румянец все ярче разгорался на ее щеках. — Для женщины лучшая защита — ее право на покровительство мужчины. Я не умею владеть оружием и не хочу уметь.

Дядя не возражал. Получив несколько предостерегающих наставлений от тускароры, Мабель собрала все свое мужество и направилась к группе, расположившейся вокруг костра. Хотя сердце девушки сильно билось, однако шаг ее был тверд, и в движениях не заметно было никакого колебания.

Гробовое молчание царило в лесу. Те, к кому она приближалась, были так заняты удовлетворением своего аппетита, что ни на минуту не отрывались от этого важного дела. Однако, когда Мабель, еще шагов за сто от костра, наступила нечаянно на сухую ветку, легкий треск ее поднял мгновенно на ноги могикана, как Ароухед назвал этого индейца, и его товарища, о котором мнения тускароры и Капа разделились. Оба взглянули на ружья, прислоненные к дереву, но ни один из них не протянул к ним руки: они успели увидеть фигуру девушки. Индеец, сказав несколько слов своему товарищу, сел на прежнее место и снова, как будто ничего не случилось, принялся за еду. Белый же пошел навстречу Мабель.

Мабель увидела, что приближавшийся к ней человек был одного с ней цвета кожи. Платье его представляло такую странную смесь из одежд индейцев и белых, что нужно было поближе увидеть его лицо, чтобы узнать в нем белого. Он был средних лет. Лицо его нельзя было назвать красивым, но выражение честности и прямоты, которое сразу бросалось в глаза, убедили молодую девушку, что ей не грозит опасность.

— Не бойтесь, девушка, — сказал незнакомец, — вы встретили людей, которые умеют хорошо обращаться со всяким, кто любит мир и справедливость. Я человек известный в этих местах, и, может быть, одно из моих имен дошло до вашего слуха. Французы и краснокожие по ту сторону Великих Озер зовут меня Длинным Карабином; могикане, племя честное и справедливое, — Соколиным Глазом; а между войсками и охотниками по эту сторону Озер имя мое Следопыт, потому что я никогда не ошибался на одном конце следа, когда на другом был минг или друг, ожидающий моей помощи.

Все это он произнес без малейшего хвастовства, с откровенностью человека, который твердо уверен, что под каким бы именем он ни был известен, у него нет причины краснеть за себя. Результат его