нагоняю.
Моя? Скажи мне. Да? Моя? Я это знаю.
Тебе огонь души. Тебе стихов ручьи.
Из жажды музыки рождается любленье,
Влюблённая любовь, томление и боль.
Звучи, созвучие! Ещё, не обездоль!
Я к Вечности приник. В созвучьи исцеленье.
В непрерываемом душе́ побыть дозволь.
Дай бесконечности! Дай краткому продленья!
Ночной дождь
Я слушал дождь. Он перепевом звучным
Стучал во тьме о крышу и балкон,
И был всю ночь он духом неотлучным
С моей душой, не уходившей в сон.
Я вспоминал. Младенческие годы.
Деревня, где родился я и рос.
Мой старый сад. Речонки малой во́ды.
В огнях цветов береговой откос.
Я вспоминал. То первое свиданье.
Берёзовая роща. Ночь. Июнь.
Она пришла. Но страсть была страданье.
И страсть ушла, как отлетевший лунь.
Я вспоминал. Мой праздник сердца новый.
Ещё, ещё, улыбки губ и глаз.
С светловолосой, с нежной, с чернобровой,
Волна любви и звёздный пересказ.
Я вспоминал невозвратимость счастья,
К которому дороги больше нет.
А дождь стучал, и в музыке ненастья
Слагал на крыше мерный менуэт.
В тишине
В тишине деревьев шелестящих,
Перепевных, стройных, нешумящих,
Лист к листу, листами говорящих,
Ловит мысль иные времена.
Океанский папоротник, лесом,
Шелестит, завесы льнут к завесам,
Пенится широкая волна.
Где я был за гранями столетий?
Между пальм и волн мы были дети,
Крыс речных мы уловляли в сети,
От зари играли до зари.
И несли нас длинные каноа
В тишину лагунную Самоа,
И к вулканам рдяным Маори.
Дуга
Луна затерялась за гранью зубчатой, окутанных дымкою, гор,
Но жёлтой дугою она задержалась на зеркале спящих озёр.
Их семь, Маорийских озёр, многоразных по цвету и тайне воды,
В себе отразивших дугу золотую, и в ней средоточье звезды.
Вот озеро просто. Вот озеро серы. Вот озеро с льдяной водой.
И с влагою млечной. И с влагой горячей. И с влагой смолисто-густой.
Но там полноцветней, пышнее, и краше дуга золотая Луны,
Где влага влюбленья, и влага внушенья, что лучшее в жизни суть сны.
Любимая
Над морем тяготенье было тучи,
Свинцовая громада в высоте.
А тут и там, на облачной черте,
Какой-то свет был нежный и тягучий.
Откуда доходил он из-за кручи
Туманов, сгромождённых в пустоте?
Особенный по странной красоте,
Мне талисман в нём чудился певучий.
Вдруг высоко, там, в безднах вышины,
Серпом Луна возникла молодая,
И с свежим плеском, гулко возрастая,
Качнула сила ровность глубины.
Так ты пришла, о, радость золотая,
В мгновение рождения волны.
Чара
Из-за морей и гор едва дошло жужжанье,
Как будто за сто вёрст звенит в Луне комар, –
Как будто, восхотев продленья бывших чар,
Колдун через века домчал листка шуршанье.
Жужжит одна струна, в которой обещанье,
Мольба любить любовь, продлить нездешний дар,
Из тысячи домов чуть глянувший пожар,
Из потонувших дней последних зорь дрожанье.
Тот свет не призрак зорь, то жёлтый лоскуток.
Тот блеск – игра кольца, не ласка Новолунья.
Тот звук – не звон струны, хоть странно звук высок.
Тот лик – не мёртвый лик, она жива, колдунья.
Из ткани вечности вдруг вырвала кусок,
И зыбит пение – Яванская плясунья.
Черкешенке
Я тебя сравнить хотел бы с нежной ивою плакучей,
Что склоняет ветви к влаге, словно слыша звон созвучий.
Я тебя сравнить хотел бы с юным тополем, который
Весь смолистый, в лёгкой зыби, к небесам уводит взоры.
Я тебя сравнить хотел бы, видя эту поступь, дева,
С тонкой лилией, что стебель клонит вправо, клонит влево.
Я тебя сравнить хотел бы с той Индусской баядерой,
Что сейчас-сейчас запляшет, чувства меря звёздной мерой.
Я тебя сравнить хотел бы… Но игра сравнений тленна.
Ибо слишком очевидно: Ты средь женщин несравненна.
Бесспорно
Ожидая неожиданное,
Угадуя неразгаданное,
Я вобрал дыханье ладанное,
Огнеданных принял струй, –
И видение невиданное
Взяв душою необорною,
Славлю истину бесспорную,
Возглашая – поцелуй.
Стрекозка
Мирре.
Девчонка бешеных страстей,
И ангелок, и демонёнок,
Вся взрослая, хотя ребёнок,
И вся дитя среди людей,
То злой упрямый соколёнок,
То добрый золотой цыплёнок,
Ты нежный крест души моей
Девчонка бешеных страстей.
Ты крест, но очень нежный. Ибо
Все своеволия твои
Не тяжко-каменная глыба,
А острый угол, бег изгиба,
Стрекозка в лёте, взмах змеи,
И птичий щебет в забытьи,
И все весенние ручьи.
Как яркий луч
Как яркий луч ко мне вошла,
Цветок весёлый уронила,
И келья сделалась светла,
Душисто дрогнуло кадило,
И сердце счастьем осветила.
Над тусклым стрельчатым окном
Позолотила паутину,
Мечту зажгла цветным огнём,
Дышать заставила равнину,
И я её уж не покину.
Венок
Смешать печаль, которой нет острей,
С восторгами, которых не бывало,
Но могут быть, – от горного обвала
Взять музыку, – и, кровь погнав быстрей,
В стихи добрызнуть огненный ручей,
И всё соткать, для нежности твоей,
В венок любви, – а если скажешь: «Мало»,
Вели ещё! Я твой, среди зыбей
Девятого ликующего вала!
Над ручьём
Когда мы тихими часами
С тобою говорим вдвоём,
Тебя я вижу над ручьём,
Ты лань с безумными глазами,
И мне хотелось бы сквозь мглу
Пустить проворную стрелу,
Чтоб не убить, о, только ранить,
И рану излечить скорей
Всей страстной