Она не должна быть здесь.
И не должна ничего чувствовать.
И он тоже.
— Мне пора, — Аддамс поспешно отворачивается и делает уверенный шаг в сторону двери.
— Уэнсдэй! — Ксавье хватает её за запястье. — Господи, да почему ты сразу же уходишь? Почему… почему ты все время решаешь за нас обоих?! Спроси хоть раз меня!
Она резко оборачивается, и их взгляды сталкиваются в извечной борьбе, в которой никогда не было победителя.
Тело пронзает знакомым электрическим импульсом, и перед глазами расцветают образы нового видения.
Мягкие снежные хлопья кружатся в воздухе, ложась на витиеватые перила на балконе её квартиры. Зимой в Милане почти всегда снежно и туманно — и в этом его особенная прелесть.
Позади раздаётся звук знакомых шагов — Ксавье всегда ходит чертовски громко, вечно нарушая столь важную для неё тишину — но она уже привыкла.
— Ты жутко непунктуален… Сколько можно опаздывать? — с легким недовольством ворчит Уэнсдэй и отворачивается от окна, скрестив руки на груди.
И вдруг осекается.
Он стоит на одном колене, протягивая бархатную коробочку с кольцом.
Внутренне она всегда ожидала чего-то подобного, помня о странном видении, настигшем в безумно неподходящий момент. Но все равно не была готова.
Тем более — так.
Бессмысленная дань банальнейшим традициям — ему всегда чудовищно важно, чтобы все было, как полагается.
— Я спросил благословения у твоего отца… — осторожно начинает Ксавье таким тоном, словно она до сих пор не поняла, к чему он ведет. — И он очень обрадовался. Уэнсдэй Аддамс, ты…
— Заткнись. Меня сейчас стошнит.
— Извини, — ему хватает ума выглядеть немного смущенным. — Ну так что? Да, нет, возможно?
Уэнсдэй тяжело вздыхает.
«Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».
И молча протягивает левую руку с приподнятым безымянным пальцем.