смертельным поединком, осмотрелся и выглянул со своей полки вниз.

Лейтенант флота Олег Эллис-Третий, как всегда элегантный и свежий, словно не замечающих никаких дорожных невзгод, неторопливо пил свежезаваренный чай, закусывая бисквитом.

— Благодарю вас, господин лейтенант, я сейчас встаю, — вежливо ответил Рыбников.

Лейтенант был всегда безукоризненно вежлив, словно морская ледяная скала — айсберг, с которой не так давно столкнулся знаменитый английский пароход. И поручик, явно закончивший обычное провинциальное пехотное училище, в которое берут разночинцев, невольно старался подражать своему спутнику. Чувствуя при этом, что флотский лейтенант в душе потешается над «пехотным сапогом».

Сняв с вешалки и наполовину брюки натянув прямо на полке, поручик извинился и, ловко соскочив вниз, закончил одевание, стоя на полу слегка покачивающегося на стыках рельсов вагона. После чего надел мундир и, еще раз извинившись, умылся над вделанным в стенку умывальником, вычистил зубы и причесал растрепавшиеся волосы на прямой пробор. Потрогал с сомнением щеки, но, убедившись, что бритье можно пока отложить, с облегчением вздохнул и вернулся к столику. Вызванный звонком проводник убрал постель, а потом принес чай и бисквит. Давно допивший чай Эллис-Третий передвинулся в угол дивана и, попросив разрешения, закурил.

Пока поручик допивал чай, поезд, проскочив очередной мост, постепенно замедлял ход. За окнами промелькнули корейские домики вперемешку с китайскими фанзами и русскими избами. Их сменили европейского вида одно и двух этажные добротные дома. Поезд уже практически крался к приближающемуся вокзалу.

Поручик, слегка суетясь, допил чай, привел в порядок форму и достал с вешалки портупею. Наконец одевшись полностью, он даже успел присесть на диванчик. Поезд дернувшись туда-сюда, застыл на месте и появившийся в дверях проводник сообщил очевидную вещь:

— Прибыли-с.

— Ну что же, Петр Петрович, было очень приятно познакомиться, — решительно встал лейтенант, подхватывая уже заранее приготовленный чемоданчик с дорожными вещами. — Надеюсь, увидимся и не один раз. Если смогу, приглашу вас к себе на «Севастополь». Покажу вам настоящий боевой корабль, — вспомнив беседу прошлого дня, пообещал он. — До свидания!

— До свидания, Олег Иудович, — поднялся и поручик. — Обязательно постараюсь с вами встретиться. Если не отправят куда-нибудь далеко, — приятно улыбаясь, он распрощался с моряком. После чего заранее предупрежденный проводник привел в купе носильщика. Им оказался невысокий кореец, выглядевший до того невзрачно, что Рыбников невольно засомневался, сможет ли он утащить хотя бы офицерский кофр. Однако кореец оказался настоящим профессионалом и ловко скомпоновав чемоданы и кофр в единый узел, вынес его из вагона. Идущий следом за ним Рыбников оказался на привокзальной площади, охраняемой одним обычным российским полицейским, вооруженным традиционной шашкой — «селедкой» и револьвером «Смит-Вессон» в большой вытертой кобуре. Вообще, Петра Петровича очень удивляло, что ни одним из прибывших пассажиров никто так и не поинтересовался. Ни полицейский, ни жандармы. И это в городе, в котором сейчас базируется половина сил Тихоокеанского флота…

Кака заметил поручик, кроме полицейского, на площади, в ожидании пассажиров, стояло несколько пролеток. Часть из которых уже занимали прибывшие гости города. А еще присутствовало примерно полдюжины рикш — настоящих этнических китайцев. Кореец, тащивший на себе багаж, что-то проорал дернувшимся было китайцам. Потом пренебрежительно плюнул и, даже не спрашивая Рыбникова, дотащил его вещи до первого свободного извозчика. Оказавшегося, несмотря на традиционную одежду российского «ваньки», корейцем. Как оказалось, отлично говорившим по-русски и не стремившимся объегорить приезжего офицера. Всего за двадцать копеек он довез поручика до ближайшей гостиницы. Там Рыбников снял недорогой, но приличный номер. И решил, как он сообщил коридорному, отдохнуть. Передав комплект формы для прачки. Через пару часов он, одевшись в вычищенную и отглаженную прачкой форму, вышел из гостиницы и, поймав извозчика, отправился в штаб. После посещения штаба он прошелся по улице до ближайшей парикмахерской. Зашел, увидел, что мастер занят стрижкой какого-то важного на вид господина и вышел на улицу. Прошелся по улице дальше, заглянул в книжную лавочку. Поговорил с продавцом, купил небольшой русско-корейский разговорник и снова вернулся в парикмахерскую.

— Прошу вас, господин поручик, — мастер, невысокий полноватый мужичок, обрадовался, увидев очередного клиента. — Постричь, побрить?

— Я бы хотел сделать прическу, как у штабс-капитана Моора, — произнес поручик. Парикмахер вздрогнул, внимательно посмотрел на посетителя и ответил.

— Для такой прически вам необходимо помыть голову. Будете ждать, пока я подогрею воду?

— Подождать могу, но не более пятнадцати минут, — закончил обмен паролями поручик.

Парикмахер заметно напрягся, прошел к входной двери. Приоткрыл ее и внимательно осмотрел улицу. Затем достал и повесил табличку, что он отлучился и будет в течение получаса. Закрыл дверь на задвижку. И предложил Рыбникову пройти в смежную комнатку. Пояснив, что из нее имеется выход на другую улицу. — … На всякий случай, — добавил он.

— Хорошо, — согласился поручик.

Смежная комната, проходная, не имела выходящих на улицу окон и освещалась через окно на крыше.

— Здесь никто не может за нами подсмотреть и подслушать наш разговор, — пояснил парикмахер. — Полы перед дверями — «поющие».

— Отлично, — согласился Рыбников. — А теперь…, — он достал из кармана кителя рублевую купюру и показал ее парикмахеру. Тот внимательно осмотрел номер, над некоторыми цифрами которого какой-то чудак поставил чернильные галочки.

— Таки я все понял, — теперь хозяин цирюльни смотрел на поручика, как на командира.

— Мирон, — наконец представился поручик псевдонимом.

— Марк, — автоматически ответил парикмахер. — То есть таки Григорий Розенштейн.

— Знаю, — улыбнулся «Мирон». — Нам с вами, Марк, руководством Боевой Организации поручено чрезвычайно важное дело. Необходимо провести акцию против адмирала Чухнина.

— Чухнина? — удивился Григорий — «Марк» — Но ведь… это… скорее всего вызовет…

— Поражение российского флота и падение престижа прогнившей царской власти, — перебил его Рыбников. — Чем хуже для властей — тем лучше для дела революции, товарищ Марк. Тем более, как вы помните, что в пятом году этот адмирал руководил подавлением революционных выступлений матросов и