вставало, не лили дожди, не дул ветер. Для случайных прохожих этого места просто не существовало. Тогда откуда мог взяться ребенок, который с легкостью преодолел все магические заслоны?

От девочки исходили слабые, едва ощутимые эманации, как от простой целительницы или знахарки, настоящим волшебством тут и не пахло. Виктор уже так одичал в своей глуши, что не способен был радоваться появлению человека. Сами по себе люди никогда не были ему нужны, а тем более дети. Он грубо прогнал неожиданную гостью, но два года спустя девочка появилась снова и попросила волшебника обучить ее магии.

Виктор был уже настолько слаб, что не смог даже разгневаться. Он произнес заклинание и повернулся, чтобы уйти с балкона, как вдруг заметил, что странный ребенок все еще стоит на замусоренной поляне и смотрит на него глубокими темными глазами. Теперь это была уже не девочка, а юная девушка редкой красоты, которая казалась слишком яркой, слишком совершенной для его мрачного жилища. Виктор, конечно, слышал о людях, которые как бы невидимы для магии, но сомневался, что это тот самый случай. Он по-прежнему не чувствовал в девочке волшебницу, хотя она дважды смогла пересечь магическую границу.

Разгадывать эту загадку у Виктора не было ни сил, ни желания. Он просто ушел и на несколько дней заперся в своей спальне, но когда, наконец, решился оттуда выйти, то увидел, что его одинокому существованию пришел конец. В доме успели поселиться две нахальные девицы, одна из которых умудрилась все перевернуть вверх дном. Война между Мэдж и волшебником вспыхнула с первого дня и продолжалась почти до самой его кончины.

Стоило служанке придать одной из комнат более-менее приличный вид, как в ней тут же появлялся хозяин дома и одним мановением руки превращал ненавистный порядок в привычный и милый его сердцу хаос. Они оба оказались до невозможности упрямы, поэтому дом и поляна вокруг него всегда походили на поле боя. Но исключения все же были. Отмытую до блеска кухню и маленький огород, появившийся на заднем дворе, Виктор тронуть так и не решился, потому что за годы одиночества почти забыл вкус хорошо приготовленной еды.

А одно помещение в доме было настолько особенным, что все, включая Виктора, заботливо поддерживали в нем порядок. Вместо привычного подвала с кладовыми для припасов под домом находилась просторная комната с каменным бассейном. Неглубокая чаша в форме раскрытого цветка была всегда наполнена теплой водой, пол устилали роскошные ковры, под бархатными драпировками стояли две изящные мягкие кушетки.

Подсвеченная магическими шарами комната выглядела притягательно, таинственно и уютно. Она явно не принадлежала простому деревянному дому, выстроенному в суровом северном краю, потому что подобный кусочек рая можно было создать только при помощи магии. Здесь Виктор предавался воспоминаниям о прежней богатой, беззаботной жизни и об утраченном счастье, изредка впадая в тяжелое, тревожное забытье.

Просьбу Мэрион об обучении волшебник высокомерно проигнорировал, поэтому ей ничего не оставалось, как начать самостоятельно осваивать опасные магические премудрости. Шкафы в библиотеке Виктора Мелмана просто ломились от всевозможных магических трактатов, и очень скоро Мэрион догадалась, по какой причине волшебник забрался так далеко на Север и добровольно отгородился от остального мира.

Сотни разрозненных листов пергамента были исписаны колдовскими заклинаниями, в которых Виктор обращался к четырем природным стихиям, силам созидания и разрушения, к миру мертвых, даже к самой Смерти, но никем не был услышан. Ему ни разу не удалось вызвать даже дух Джулии, не говоря уже о том, чтобы вернуть ее в мир живых.

Эти бесплодные попытки отняли у Виктора последние силы. Он смирился, но в глубине его измученной души продолжал клокотать гнев. Волшебник считал, что высшие силы обошлись с ним несправедливо, его самомнения не смог поколебать даже смертельный недуг. Виктор перестал писать заклинания, но теперь из-под его пера, словно молчаливый крик, появлялось одно единственное слово: ДЖУЛИЯ, ДЖУЛИЯ, ДЖУЛИЯ…

Почерк у него оказался прескверный, но Мэрион букву за буквой, строку за строкой разобрала многочисленные записки, в которых читалась история трагической любви и загубленной жизни сильного, самолюбивого, одаренного человека. Несмотря на молодость, девушка всем сердцем посочувствовала горю волшебника и укрепилась в своем решении остаться в доме, чтобы облегчить его одинокое существование.

Виктор не чинил назойливой гостье никаких препятствий, позволяя рыться в своих бумагах, трогать артефакты. Пусть эта девица абсолютно бездарна, но кто-то же должен оценить его усилия. Она оказалась неспособна сотворить даже самое простое заклинание. Волшебник часто наблюдал, как девушка произносила вслух сакраментальный набор слов и замирала в ожидании результата, которого не было, да и быть не могло. Странно, что она вообще могла читать тексты, накрепко закрытые наложенными на них заклятиями. И на нее по-прежнему не действовали заклинания, которые произносил сам Виктор.

Наблюдая за ее напрасными стараниями, волшебник испытывал какое-то болезненное удовлетворение. Приятно было сознавать, что не он один терпел неудачу за неудачей. Но пока девушка сражалась с непокорной магией, Виктор сделал для себя одно удивительное открытие. По какой-то странной, необъяснимой причине в присутствии маленькой бездарности у него на душе становилось спокойнее, гнев утихал, даже боль и озноб ненадолго отступали.

В месте, где не происходило смены дня и ночи, девушки продолжали соблюдать привычный для них распорядок. Каждый вечер служанка разводила огонь в домашнем очаге и начинала перебирать высушенные травы, а ее госпожа устраивалась в кресле с толстой книгой на коленях. Незаметно для себя Виктор тоже стал присоединяться к ним. Он присаживался на кушетку рядом с очагом, некоторое время рассеянно слушал незатейливую девичью болтовню, а потом засыпал крепким, спокойным сном, какого не знал уже тридцать лет…

Глава 4

На заколдованной поляне девушки прожили почти два года. Они во всем старались помогать ослабевшему магу, но срок его земной жизни неумолимо истекал. Однажды, войдя в спальню Виктора, Мэрион увидела, что его постель пуста. Из книг Мэрион уже знала, как умирают волшебники: едва сердце их переставало биться, срабатывало заранее наложенное заклинание самосожжения. Девушки искренне горевали по Виктору, потому что, вопреки всему, привязались к упрямому, строптивому магу.

Они в последний раз привели дом в порядок,