Змеиная песня Ричард Ли Байерс

Песня была свистящей и пронзительной, но поразительным образом красивой, и её красота будто цепью сковала Барериса и его товарищей. Они беспомощно ковыляли в едином строю с ящеролюдами — хвосты раскачиваются, чешуя блестит в лунном свете, крадутся по бокам.

Почва стала мягкой и размытой. В воздухе пахло гнилью и разложением, кроны деревьев заслоняли звёзды. Воины-рептилии остановились, но песня повела пленников в чёрную воду. Сторик, шедший перед Барерисом, двигался дальше, пока его голова не скрылась под водой.

Барерис вынужден был подчиняться приказам музыки, но к счастью, они не запрещали ему попробовать помочь дварфу. Он ускорил шаг, пошарил в воде и нашёл бугристые плечи Сторика. Он поднял товарища и понёс его дальше.

Пленники выбрались из медленного потока на небольшой остров. Певец прекратил свою песню и просто уставился на них. Барерис предположил, что существо родилось из яйца ящеролюда, но при этом отличалось от собратьев. Оно стояло прямо, не сгибаясь, у него была клиновидная голова, свойственная скорее змеям, чем ящерам, а чешуя чертила замысловатый узор света и тьмы.

Оно буркнуло что-то на общем языке ящеролюдов, и все рептилии развернулись и исчезли во мраке.

— Я не понимаю, — тихо произнёс Терсос. Его уши были разорваны и кровоточили там, где людоящер вырвал серебряные кольца. — Неужели они действительно просто ушли, не связав нас и не выставив часовых?

Сторик прищурился и повертел головой, осматриваясь. Рождённый в бессолнечных подземельях, ночью дварф видел почти так же хорошо, как и днём.

— Насколько я могу судить, — подтвердил он.

— Тогда давайте убираться отсюда, — Терсос шагнул обратно в воду.

— Подожди, — окликнул Юрид. Из всех них коротышка казался наименее пострадавшим. Может быть, потому, что будучи Сломленным — монахом, служащим богу мученников Ильматеру — он носил простую рясу и открытый шлем. Даже ящеролюдам было очевидно, что у него нет при себе оружия, кошелька, украшений или чего-то достойного кражи, так что они не стали рвать его своими грубыми, когтистыми лапами.

— Ждать? — отозвался Терсос. — Зачем? Чтобы эти твари вернулись и снова задурили нам мозги своим пением? Не думаю.

Он сделал ещё один хлюпающий шаг, а потом вода вокруг него забурлила.

Он закричал и пошатнулся. Он взмахнул рукой, и Барерис увидел повисших на ней извивающихся водяных змей, впившихся зубами в плоть несчастного.

Барерис и Юрид бросились вперёд, протягивая руки. Может быть, получится спасти Терсоса, если они вытащат его из воды. Но до него было не дотянуться, а войти в воду они не могли. Песнь рептильего шамана успокоила змей, позволив пленникам свободно пройти в первый раз, но без её воздействия они набрасывались на любого, вторгшегося в их среду обитания.

Терсос рухнул лицом в воду. Течение потащило за собой его тело, по-прежнему покрытое змеями.

Барерис вздохнул и обернулся, заметив, что на него смотрит Горстаг.

— Это твоя вина, — прорычал копейщик.

От обвинения у Барериса скрутило живот. Да, подумал он, да, моя.

* * * * *

Барерис знал, что хорошо поёт, и с не меньшей искусностью аккомпанировал себе на поцарапанной старой лютне. Многие прохожие останавливались послушать. Но никто не бросал монетку в треснутую чашку у его ног. Некоторые даже насмехались или плевали на стёртые камни оживлённой рыночной площади.

Виной тому была внешность Барериса — ведь его долговязая фигура, обритая голова и брови, светлая кожа и татуировки выдавали тэйское происхождение. И, как он вскоре обнаружил, чессентцы не любили людей из Тэя. Они могли жаждать зачарованных товаров с его родины, они могли пресмыкаться перед красными волшебниками и их свитой, чтобы приобрести эти товары, заработать немного их золота или просто из страха разгневать их, но бродяга-тэянец в штопанном плаще и изношенном жилете вызывал только враждебность.

Со вздохом Барерис подобрал чашку, закинул лютню на плечо и зашагал по бурлящему портовому городу, каким был Суренар. Он пытался утешить себя мыслями о том, что всё равно не желает становиться уличным музыкантом. Он был настоящим бардом, пускай даже самоучкой, пускай только начинал развивать свой талант, и обитавшая в музыке магия подчинялась ему. Юноша собирался использовать её и свой навык обращения с висевшим на поясе мечом, чтобы вершить великие дела и заработать целое состояние.

Но эти мысли не утешали. Они не облегчали ноющую пустоту в животе. Они лишь напоминали ему, что жители Суренара до сих пор не высказали особого желания нанять его в качестве мечника или заклинателя, равно как и заплатить за удовольствие, приносимое его песнями.

Однако при этом за неимением лучшей цели он побрёл обратно на оживлённый двор «Рога и сокола», таверны, где собирались наёмники и те, кто желал их нанять. Запах жареного мяса и вид нескольких дюжин людей, уминающих свой обед, для голодного юноши был пыткой.

Чтобы её избежать, вместо он этого попытался сосредоточиться на соревновании, развернувшемся посередине круглого огороженного двора. Там боролись друг с другом двое обнажённых по пояс мужчин, крупный и мелкий. Здоровяк бросился вперёд, разведя руки для захвата.

Коротышка скользнул назад, схватил противника за запястье и дёрнул, выводя его из равновесия. Здоровяк рухнул на двух зрителей, сбив одного из них с ног. Кто-то рассмеялся, здоровяк зарычал и снова бросился на второго борца.

Коротышка дождался, пока противник почти не навис над ним, затем ускользнул с пути и подставил подножку. Крупный борец рухнул на колени. Барерис не смог разглядеть, что произошло после этого — коротышка двигался слишком быстро — но он оказался за спиной противника, обхватив его руками под мышками и нажимая ладонями на затылок.

Великан дёргался, но высвободиться не мог.

— Ну ладно! — выдохнул он. — Ты победил.

Противник немедленно освободил его и протянул руку, чтобы помочь подняться. Он прошептал что-то, что заставило гримасу великана превратиться в неохотную улыбку. Тем временем те, кто поставил на здоровяка, платили парню, который собирал ставки. Это был наёмник со шрамом на подбородке и несколькими серебряными обручами в каждом ухе.

Столько монет, подумал Барерис, и так быстро. Он задумался, согласится ли кто поучаствовать с ним в схватке на дубинках, палках или другом похожем оружии, подумал, что будет, если поставить на самого себя и проиграть, но потом вынужден был признать, что у него не было денег, чтобы делать какие-то ставки. В любом случае, он сомневался, что результат ему бы понравился.

Из таверны