тщательно сбривают волосы с головы, и хотя моя семья давно потеряла свои земли и состояние, я по-прежнему муланской крови.

— Значит среди твоих сограждан было важно поддерживать такую внешность, поскольку знатные традиции — всё, что у вас осталось.

Барерис помешкал.

— Думаю, можно и так сказать.

— Как пожелаешь. Но тебе следует понять, что твой безволосый череп не внушает здесь такого уважения, как в твоей стране. Как раз наоборот.

— Всё равно, я не стыжусь своей родины, и не хочу вести себя так, как будто это неправда.

— Что делает тебе честь. Но Плачущий бог учит нас проводить различие между важным и обыденным, существенным и искусственным, защищать первое, но идти на уступки или смиряться, если дело касается только второго. Возможно, обдумав всё как следует, ты решишь, что можешь гордиться своим происхождением, но при этом отрастить брови.

Губы Барериса изогнулись в улыбке.

— Может быть.

* * * * *

Заплечный мешок лежал на земле, но спрятанная внутри лютня была скрыта от взгляда Барериса. По-прежнему ли инструмент лежал так, чтобы его можно было выхватить его так же молниеносно, как воин выхватывает меч?

Он потянулся к мешку, чтобы проверить, но остановил себя. Теперь, когда отряд Чёрного Барсука прибыл в область, где происходили нападения, они должны были выглядеть, как сборище беззащитных и ничего не подозревающих путешественников, разбивших лагерь на ночь, а не рота хорошо вооружённых воинов, готовых к любым неприятностям.

Сидевший по другую сторону костра Горстаг ухмыльнулся при виде его нерешительности.

— Нервничаешь?

В Тэе аристократ ни за что бы не признался в таком, тем более — простолюдину. Но Барерис напомнил себе, что решил избавиться от любых следов аристократичной надменности, точно так же, как решил перестать брить голову, и эти изменения идут ему на пользу. Товарищи пока что не приняли его полностью, но их отношение определённо стало более тёплым.

— Немного, — признался он. — Я вырос в худшей части Безантура. Мне приходилось бывать в драках — в том числе и смертельных. Но ждать, выставив себя в роли наживки — совсем другое дело.

— Не беспокойся, — сказал Орикс с полным ртом жареного хлеба, сыра и лука, — всё будет хорошо, если ты сделаешь своё дело. Однажды нам довелось убивать великанов. Ну, одного великана, по крайней мере.

— Ящеролюды здесь, — прошептал Сторик. — Приближаются с запада.

С его острым ночным зрением дварф нёс стражу за пределами круга света, пытаясь не выдать себя.

— Подкрадываются ближе. Расходятся, чтобы окружить нас. Ждите моей команды. Ждите. Ждите. Вперёд!

Воины вскочили на ноги. Отбросили неудобные плащи, открывая спрятанные под ними оружие и доспехи. Может быть, это напугало ящеролюдов или даже обескуражило их, но отряд Чёрного Барсука приманил их слишком близко, чтобы можно было повернуться и сбежать без потерь. Противостояние было неизбежным.

Щёлкнул арбалет Орикса, выпустив болт. Взвизгнул ящеролюд. Барерис вытащил лютню из заплечнго мешка, а там, где-то во мраке, бард налётчиков прошипел первые ноты своей нечеловеческой песни.

Воины отряда Чёрного Барсука замерли неподвижно. Оружие опустилось в их руках. Новых выстрелов больше не было.

Барерис почувствовал, как его охватывает та же отупляющая пассивность, но он отказался поддаваться. Он ударил по струнам лютни, извлекая аккорд, и запел.

Мелодия шамана была клеткой; ответная песня Барериса — попыткой сломать прутья, испортить чары, вложенные в музыку, превратив ноты в диссонанс и сбивая ритм. Но вскоре он понял, что защита не работает. Заклинание шамана продолжало звучать как и прежде ровно, почему-то не поддаваясь его усилиям. Его товарищи стояли неподвижно и не сопротивлялись, и щипать струны, извлекая новые ноты вопреки онемению, становилось всё сложнее.

Нет, настаивал он, я не позволю этому случиться. Но потом инструмент выскользнул из омертвевших рук юноши, и налётчики, которым не пришлось бросить ни единого копья, не пришлось нанести ни единого удара, чтобы заслужить победу, подошли и освободили пленников от их собственности.

* * * * *

После того, как солнце встало над болотом, будущее наёмников стало выглядеть ещё мрачнее — они увидели, что вода буквально кишит змеями. Их наверняка удерживала здесь магия шамана.

Сторик присмотрелся к пню на другом берегу канала. Кто-то вырезал в коре грубые глифы и уложил у подножия человеческие черепа. На поверхности пня виднелись ржавые пятна.

— Это алтарь. Они хотят принести нас в жертву.

— Я думал, они собираются нас сожрать, — отозвался Барерис. — Приятно знать, что они нас поймали ради более возвышенной цели.

Но никто не засмеялся. Все, кроме Юрида, мрачно уставились на него.

— Ты, наверное, чувствуешь себя как дома, — сказал Горстаг. — Вы, тэянцы, тоже практикуете человеческие жертвы, да? Не удивлюсь, если ты поклоняешься тем же грязным демонам, что и ящеры.

Вот тебе и хрупкое товарищество, которое возникло между Барерисом и его спутниками за время их путешествия.

— Я просто надеялся, что шутка... — начал он, но понял, что продолжать бесполезно.

Юрид оглядел их небольшой островок — простой холм из грязи и травы, торчащий посреди канала.

— Здесь нет бревна, которое могло бы послужить нам в качестве лодки, и хотя я считаюсь хорошим прыгуном, на берег мне не перепрыгнуть.

Он повернулся к Барерису.

— Но, может быть, ты знаешь песню, которая сделает меня сильнее?

— К сожалению, нет, — сказал Барерис.

— Тогда, может быть, ты можешь вырастить нам крылья или погрузить в волшебный сон всех змей в воде.

— Нет, — сказал Барерис. — Простите.

— Слышите? — сказал Горстаг. — Он бесполезен, мы все умрём, потому что он солгал нам о своих способностях, но это ничего. Потому что он попросил прощения.

— Мне тоже это не по душе, — сказал Сторик, — но у нас есть занятие поважнее ссор. Пока мы не нашли способа сбежать, нужно придумать, как пить воду из канала, не подставляясь под укусы змей. Кроме того, надо обшарить островок в поисках всего — и я имею в виду всего — что мы сможем есть.

— Я так понимаю, под словом «мы» ты подразумеваешь настоящих членов нашего отряда, — заметил Горстаг.

Дварф помедлил. Нахмурился, как будто ему не слишком нравилось это предположение. Но потом сказал:

— Да. Учитывая, что прокормить всех всё равно не получится.

— Нет, — возразил Юрид. — Я понимаю, что ты главный, Сторик, и обычно я бы подчинился твоему приказу. Но мы не можем позволить одному из нас голодать. Это противоречит каждой заповеди Ильматера.

— А по-моему это честно, — заявил