Михаил Эм Невидимый враг

Год 2082

В совещательной тихо переговаривались или просто сидели в ожидании, когда объявленное срочное мероприятие начнется.

Ровно в назначенное время появился Герман Владиславович, наш генеральный – но не один. Его спутником был священнослужитель, одетый как полагается: в черную рясу и черную шапочку – кажется, она называется скуфьей. К руке священнослужителя был пристегнут на металлическую цепочку черный – и, кажется, довольно увесистый – саквояж.

– Начинаем, – сказал генеральный. – Позвольте вам представить отца Варсофония, сотрудника Научного отдела епархии.

Отец Варсофоний поклонился. Это был парень примерно моих лет, довольно хлипкий и невысокого роста. Из подбородка торчали несколько рыжих волосинок, только и мечтавших о том, чтобы их приняли за бороду. Однако, взгляд у парня был что надо: глубокий и цепкий, свидетельствующий о силе духа. Такой взгляд характерен для первооткрывателей: великих изобретателей и путешественников.

– Прошу отнестись к совещанию серьезно, – произнес Герман Владиславович и предупредительно нахмурился.

Собственно, никто из присутствующих не проявлял несерьезности. Священник на рабочем совещании – вероятно, представитель заказчика, – какое уж тут веселье?!

– Не буду напоминать о тревожной политической и экономической ситуации, в которой наше государство оказалось, – продолжил генеральный. – Тем ценнее доверие, оказанное министерством обороны АО «Заслон». Нашему предприятию поручено разобраться в эффекте, о котором сейчас подробно доложит отец Варсофоний. Прошу, батюшка.

Рыжий батюшка выложил на совещательный стол таинственный черный саквояж и отстегнул от запястья. Затем вынул из саквояжа резную шкатулку, весьма приличных размеров.

– Вот, чада мои, – просто сказал он. – В этой шкатулке находится то, что поможет нашей Родине выстоять в годину лютую.

С величайшей осторожностью он вытащил из шкатулки нечто, обернутое в шелковую материю, и развернул. Присутствующие на совещании ахнули. На дорогом полированном столе лежал предмет, в чьей древности невозможно было усомниться. Он был почти черного цвета, иссохший и покоробившийся, при этом узнаваемый с первого взгляда. Этим предметом была отрезанная человеческая кисть – несомненно женская.

– Мощи святой Звениславы, – пояснил батюшка. – Она, во времена оны, вела смиренную жизнь доярки, пока не повстречала группу увечных и голодных детей. Раздала все, что у нее имелось, но не смогла насытить нуждающихся. Тогда Звенислава взяла с проезжающего мимо торгового обоза мягкую булочку, чтобы накормить ею голодного ребенка. Жадный торговец поднял крик. Прибежали рыночные стражники и обвинили будущую святую в воровстве. Напрасно Звенислава объясняла нравственный императив своего поступка и умоляла отдать булочку ребенку, протягивавшему к ней свои исхудалые руки. Стражники были неумолимы. Согласно обычаям того времени, они отрубили воровке правую кисть, а кровоточащее тело бросили в придорожную канаву, где Звенислава на следующий день скончалась от потери крови и общего сепсиса.

Отец Варсофоний остановился и оглядел нас, в большинстве своем молодых – сытых и облаченных в современный офисный уникод – людей.

– Это отрубленная кисть Звениславы, – сообщил он и без того очевидное. – Реликвия, доставшаяся церкви от святой великомученицы.

Все молчали, с одной стороны, потрясенные смертью добросердечной женщины, с другой – недоумевающие по поводу: а какое, собственно, отношение эта история имеет к производственному профилю АО «Заслон»?

Наконец, кто-то решился.

– Позвольте, Герман Владиславович, это же не по нашей части!

Людмила, конечно. Мне всегда нравилась эта кареглазая девушка – да что там нравилась, я даже пытался к ней подкатывать, и небезуспешно. В данный момент наши отношения находились на переломе: то есть в неуравновешенном состоянии, при котором могли решительно склониться в ту или противоположную сторону.

– Как раз по нашей, – заверил генеральный. – Продолжайте, батюшка.

Отец Варсофоний, до крайности взволнованный своим рассказом, сделал глотательное движение кадыком и продолжал.

– Мощи святой Звениславы хранились в одном из наших приходов – храме ее имени, и почитались как святыня. Но даже мы не догадывались, насколько они святыня, – тут батюшка обвел сотрудников АО «Заслон» пронзительным взором. – Храм святой Звениславы расположен на территории городского больничного комплекса, там же расположено также родильное отделение. Некоторое время назад в наши руки попали статистические данные об этом родильном отделении. Научный отдел епархии эти сведения заинтересовали, и мы провели дополнительные исследования. В итоге удалось выяснить, что ни один из рожденных в этом родильном отделении, на протяжении доступного нам периода, не оказывался в тюрьме по уголовным обвинениям. Вы разумеете, чада мои, ни один человек! Исключения относятся исключительно к периоду сталинских чисток, и обвинения по ним настолько облыжны, что вызывают справедливые нарекания. К тому же большинство обвиненных реабилитированы. Приведенная статистика действительна начиная с 1912 года: по более ранним срокам отклонений от средних значений не зафиксировано. И именно в 1912 году в храм, расположенный на территории общественной больницы, были перенесены из другого прихода мощи святой Звениславы. Более полутора веков мы ни о чем не догадывались, но настал решительный час! Основываясь на статистических данных, мы можем утверждать, что мощи оказывают благотворное воздействие на души новорожденных.

– Извините, батюшка, но приведенные вами данные ничего не доказывают. В 1912 году произошло крупнейшее в XX веке извержение вулкана: в Новарупте – это на Аляске. Почему вы считаете, что на статистику – действительно, любопытную – оказали влияние мощи святой Звениславы, а не извержение вулкана в Новарупте? Разумно предположить, что крупное вулканическое извержение оказало большее воздействие на новорожденных, чем близость к мощам уважаемой святой. Разве нет?

Снова Людмила. Нет, я точно восхищался этой девушкой. Наверное, логическую ошибку в рассуждениях отца Варсофония подметили многие, но не все решились озвучить ее перед Германом Владиславовичем. Одна такая смелая нашлась.

Все примолкли, ожидая реакции генерального. Но тот помалкивал и, постукивая пальцами по крышке стола, все посматривал на священника и в свою очередь чего-то ожидая.

– Догадывался, чада мои, что вчините мне сей несправедливый упрек, – степенно заметил отец Варсофоний. – Неверие – болезнь с долгой историей, не