Город, который построил Я (03-ий том)

Марс Чернышевский – Бускунчак

Я сейчас приду

Одно из главных событий в моей жизни произошло тогда, когда я понял, что у меня есть отец и он находится где-то здесь. Папы бывают разные – хорошие, плохие, строгие, добрые, пьяные, трезвые и т.д. Главное, чтобы они были. Про моего родителя многие говорили, что он настоящий талант, другие – гений, третьи – ловелас и, что он загубил из-за этого карьеру. Четвертые говорили, что он слишком бесхарактерный, чтобы постоять за себя, пятые – что он слишком раздраженный, шестые – что он все забывает, седьмые – еще какую-нибудь чухню, а восьмые вообще ничего не говорили и не говорят до сих пор. Я был девятый. Девятым, вообще, очень повезло, так как они никогда не думают, почему у них папы не стали теми, кем должны были стать, по мнению тех, кто занимает, например, третью или, скажем, шестую позиции.

Случай, о котором сейчас пойдет речь, очень короткий и непримечательный, хотя именно он характеризует моего отца в полной мере, даже не как личность, которую все обязаны уважать и ценить, а просто как человека со своими обычными человеческими очертаниями.

1 января 199… года, мы со своим другом Валентином Учебловым сидели на кухне в доме моего отца на ул.Горького и смотрели в стену, которая возвышалась над газовой плитой. Анатолий Дмитриевич или просто дядя Толя (это имя моего отца и героя данного рассказа) здесь редко появлялся потому, как был очень занят на четырех или пяти работах, чтобы прокормить несколько семей – родную и ряд неродных. Я приехал сюда пожить, благо здесь было все необходимое для холостяцкой жизни, полной творческих мечтаний и иллюзий, а именно: пианино "Волга", телевизор "Рекорд" и холодильник "Саратов". В дальнейшем ко мне присоединился и стал тоже мечтать Валентин. Но на самом деле мы мечтали редко, всего два или три раза в день, когда встречались на кухне почаевничать, все остальное время мы пытались быть музыкантами. Учеблов изо всех сил старался стать гитарным виртуозом – эквилибристом, я же, кое-что наигрывал на фо-но. Но это совершенно не важно, а важно то, что первого января мы сидели на кухне и ничего не делали, даже не разговаривали, а просто смотрели в стену.

Вдруг раздался звонок, и я пошел открывать дверь:

– Опять нижняя, – подумал я.

Помню, очень долго занимался, и кто-то позвонил в дверь. Это была соседка с нижнего этажа, которая была не довольна моими успехами на инструменте:

– Сколько можно! Целый день одно и тоже! Прекратите немедленно, а то милицию вызову или, что еще хуже, мой муж придет разбираться. Имейте совесть! – негодовала она.

Я стоял перед ней, как плохой ученик и во всем соглашался. У меня с детства была дурная привычка, которая мешала мне делать ощутимые успехи в музыке, а именно, я всегда пытался войти в положение соседей, и моему состраданию не было предела. Соседка этим пользовалась, периодически устраивала мне сцены управдома и неблагополучного жильца. Но этот театр для нее продолжался недолго, т.е. до поселения моего друга в нашем скромном жилище. Успехам Валентина она тоже была не рада и позвонила в дверь.

– Сколько можно! Целый день одно и тоже! У меня сын тоже играет на гитаре, но он в отличие от вас имеет чувство меры.

На что Валентин отпарировал:

– Передайте, мамаша, своему сынку, что из него никогда ничего путного не получится. А вам я советую забыть сюда дорогу навсегда!

Дорогу, правда, она на следующий день вспомнила и пришла с полной тарелкой свежеиспеченных пирогов и мы ничего не имели против.

Странный какой-то рассказ, получается, обещал рассказать о своем отце, а получилось опять о себе. Но, ведь, без себя-то, тоже ничего хорошего не бывает.

Итак, первого января позвонили, и я пошел открывать. Но вместо надоедливой соседки и запахов пирогов с малиной в дверях стоял Анатолий Дмитриевич со своей неразлучной виолончелью за спиной. Мы очень обрадовались и стали накрывать на стол, благо у нас после новогодних торжеств осталось много закуски.

– Ну, вы даете, ребята, откуда у вас столько всего съестного? – радостно поинтересовался Анатолий Дмитриевич.

– Тебя все ждали, вот и наготовили, – ответил я, не менее весело.

– Так.., давайте пока разливайте, а я сейчас приду, только спущусь на две минутки к подъезду, позвонить срочно надо.

Телефона дома не было, поэтому приходилось ходить каждый раз на улицу, из-за какой-нибудь ерунды набирать на автомате чей-то номер.

Прошло пятнадцать минут, но отца пока не было.

– Замерзли, наверное, телефоны, вот и пошел по Горького искать работающий автомат,– сказал Учеблов.

– Наверно, – согласился я.

Но его не было и через час. Так просидели мы с другом целый вечер вдвоем, бесполезно прождавши Анатолия Дмитриевича или просто дядю Толю. Он не пришел ни на следующий день, ни через неделю.

Помню, как-то, через полгода я шел по Покровке и увидел мчащегося куда-то отца с виолончелью за спиной по противоположной стороне улицы. Я его окликнул:

– Привет, пап!

– Ой, привет, привет! Как ты?

– Я – ничего, а ты?

– Я тоже. Ну ладно, созвонимся, – закончил он разговор и убежал.

Звонить было некуда, так как, там где мы жили, телефона не было, а где он проживал,  никто не знал. Я смотрел на удаляющуюся фигуру отца с виолончелью за спиной, и меня вдруг наполнило чувство смирения и некой упорядоченности. Людская толпа, которая поднималась вверх по широкой улице, и в центре которой был отец, преобразовывалась в моем сознании в поток бесконечной энергии, неся с собой тысячи жизней, и бросая их в пучину и круговорот событий для неведомой никому высшей цели. Но есть ли она, эта высшая цель? Не знаю. Мне почему-то в этот момент показалось, что есть просто беспрерывный, отчасти бессознательный мировой поток, и не где-то высоко во Вселенной, а именно сегодня и сейчас, в данную минуту, на Покровке.

Но долго стоять и размышлять об этом, было нелогично, так как это противоречило бы моим новым умозаключениям. Это значит – быть вырванным из всеобщего движения жизни и потери только что неожиданно приобретенного смысла. Поэтому я, повернувшись в противоположную сторону удаляющегося отца, двинулся в направлении площади Минина.

Эх! Валера… Валера

Как-то раз (а может быть даже и не раз), мой товарищ детства Валера Силантьев, занимался дома ипсацией. Он был подвержен мощным атакам